Отважная
Шрифт:
Полли с воплем прыгнула Лолли на спину, ударяя лапами по ее волосам.
– Слезь, – крикнула Лолли котенку. – Пойди и налови крыс. Ты уже взрослая, и живи сама по себе.
Визг металла, скрежещущего по металлу, и тусклый свет возвестили о приближении поезда. Рокот заглушил кошачий крик.
В последнюю секунду, когда уже вся платформа была залита светом, Лолли столкнула Полли на рельсы прямо перед поездом. Вэл вскочила – но было уже поздно. Кошка исчезла, металлическое тело поезда прогрохотало мимо.
– За каким чертом ты это сделала? – крикнул Луис.
–
Вэл взглянула на Луиса, но тот молча отвел глаза.
Когда Равус добился от Вэл правильной стойки, он начал показывать ей выпады, заставляя повторять, пока у нее не начинали болеть руки и ноги. Вэл не раз приходила к убеждению, что он считает ее дурой, или решала, что он просто не умеет учить. Тролль продолжал отрабатывать с ней каждый выпад, пока он не становился автоматическим, такой же привычкой, как обкусывание ногтей или уколы в руку.
– Выдыхай! – кричал он. – Делай выдох одновременно с ударом!
Она кивала и старалась не забывать об этом и выполнить все.
Вэл нравилось копаться в мусоре вместе с Хилятиком Дэйвом и бродить по улицам. Она получала удовольствие от охоты и редких удивительных находок вроде стопки стеганых одеял с серебряной подкладкой, которыми перевозчики обкладывали мебель. Они нашли целую кучу таких одеял у контейнера и благодаря этому не замерзали даже в конце ноября. Однажды им попался крутой телефон с диском, за который кто-то отдал десять баксов. Но по большей части они были слишком оглушены наркотиком, чтобы совершать привычные обходы. Все равно проще было брать то, что нужно. Достаточно было только попросить.
Часы. Фотоаппарат. Золотое кольцо.
И эти вещи продавались лучше,чем старое барахло.
Наконец Равус разрешил Вэл соединять выпады и вести учебные бои. Благодаря своим длинным рукам Равус все время имел преимущество. Он был безжалостен: метла сбивала Вэл с ног, прижимала к стенам, опрокидывала стол, когда Вэл пыталась спрятаться за ним. Инстинкт, годы занятий спортом и полное отчаяние позволяли ей изредка проводить удары.
Когда ее палка ударила его в бедро, было чудесно видеть выражение его лица: ярость, сменившуюся изумлением, а потом, мгновенно, радостью.
Разойдясь, они начали снова, кружась друг возле друга. Равус сделал ложный выпад, Вэл его парировала – но в этот момент комната вдруг начала кружиться. Она привалилась к стене. Его палка ударила ее в бок. От резкой боли девушка ахнула.
– Что с тобой? – крикнул он. – Почему ты не остановила удар?
Вэл заставила себя выпрямиться, всаживая ногти в ладони и прикусывая щеку. У нее все еще кружилась голова, но она решила, что сможет это скрыть.
– Не знаю… голова…
Равус с размаху ударил метлой о стену, расщепив дерево и поцарапав камень. Бросив обломки палки, он снова повернулся к Вэл, и его черные глаза горели, словно сталь в горне.
– Тебе не следовало просить у меня уроки! Я не могу сдерживать удары. Ты пострадаешь от моей руки.
Она нетвердо отступила, глядя, как обломки палки плывут у нее перед глазами.
Он сделал глубокий судорожный вдох и успокоился.
– Возможно, тебя лишает равновесия волшебство в этой комнате. Я часто чую его на тебе – на коже и в волосах. Наверное, ты слишком часто здесь бываешь.
Вэл покачала головой и подняла свою палку, приняв начальную стойку.
– Я уже в порядке.
Тролль пристально посмотрел на нее.
– Тебя ослабляют чары или то, чем ты занимаешься там, на улице?
– Это не имеет значения, – ответила она. – Я хочу биться.
– Когда я был ребенком, – проговорил он, не торопясь занять позицию, – мать научила меня драться руками и только потом показала, как пользоваться оружием. Она и мои братья и сестры били меня метлой, забрасывали снегом и льдом, пока я не впадал в ярость и не начинал атаку. Боль не считалась уважительной причиной, и болезнь тоже. Все это должно было питать мою ярость.
– Я не пытаюсь найти уважительные причины!
– Нет-нет, – отозвался Равус. – Я говорил не об этом. Сядь. Ярость не превращает тебя в отличного бойца – она делает тебя неуравновешенной. Мне следовало бы заметить, что ты больна, но я увидел только слабость. Это мой недостаток, и я не хочу, чтобы он стал твоим.
– Мне противно, что не получается лучше, – сказала Вэл, тяжело опускаясь на табурет.
– У тебя получается хорошо. Тебе противно, что не получается отлично.
Она рассмеялась, но смех получился неискренним. Ее огорчало, что мир никак не желает перестать кружиться, но еще сильнее расстраивал его гнев.
– А почему ты составляешь снадобья, хотя мог бы быть мечником?
Он улыбнулся.
– Когда я покинул земли матери, я оставил меч позади. Мне хотелось делать что-то свое.
Она кивнула.
– Хотя кое-кто из волшебного народа пришел бы в ужас, но я научился составлению снадобий от человека. Она варила лекарства, снадобья и готовила припарки для смертных. Ты, возможно, думаешь, что люди больше так не умеют, но есть места, где делают. Эта женщина всегда была со мной отчужденно вежлива, словно считала, что умиротворяет какого-то непредсказуемого духа. По-моему, она знала, что я не смертный.
– А как насчет зелья, названного «Никогда»? – спросила Вэл.
– Насчет чего?
Она поняла, что он не слышал такого названия и вряд ли знает, что это снадобье делает с людьми.
Вэл тряхнула головой, словно пытаясь отогнать эти слова.
– Магии фейри. Как ты делаешь снадобья волшебными?
– А, ты об этом. – Он простодушно улыбнулся. – Волшебную сторону я уже знал.
В туннелях Вэл отрабатывала удар, при котором выворачивала руки так, словно выжимала кухонное полотенце. Она снова и снова повторяла широкую восьмерку и переброс меча из руки в руку, как девушки-черлидеры с флагами в перерывах между таймами. Невидимые противники плясали в подвижных тенях, всегда более быстрые и ловкие, с идеальным чувством равновесия и темпа.