Отважное сердце

Югов Алексей

От костра в сторону отгребена малиновая россыпь пышущих жаром угольев. Над нею, на стальных вертелах, жарятся целиком два барана, сочась и румянея.

Тут же в трёх изрядных котлах, что подвешены железными крючками на треногах, клокочет жидкая пшённая каша - кулеш.

Гринька Настасьин сидит среди воинов у костра. Думал ли он когда, что доживёт до такого счастья! Вот он сидит у костра, а рядом с ним, локоть к локтю, совсем как простой человек, сидит русобородый богатырь - начальник всей путевой дружины Невского. И зовут этого витязя Гаврило Олексич. Да ведь это он самый, что в битве на Неве богатырствовал и навеки себя прославил в народе! О нём и сам Александр Ярославич рассказывал Гриньке...

Гаврило Олексич и Гринька дружат. Богатырь сделал ему большой деревянный меч, как настоящий.

– Ничего, Григорий, - сказал ему Олексич, - пока деревянный: вырастешь - так настоящим пластать будешь. Может, и на татарах свой меч испытать придётся!

...О чём только не переговорят у костра, каких только бывальщин и небылиц не наслушается Гринька! Иной раз даже ему, малолетку, смешно: уж такую небывальщину сложит кто-нибудь из воинов! И ничего, эти бородатые богатыри верят. Ещё и обсуждать примутся!

– Да-а!..
– раздумчиво говорит один из дружинников.
– На свете всякие чудеса бывают. Вот у нас на Кидекше, как раз в воскресенье, - весь народ своими глазами мог видеть: облако на лугу близ деревни упало... И что же? Сделался из него кисель!

Помолчали. Кто-то проглотил слюнки. Кто-то вздохнул.

– Всё может быть, всё может быть!
– произнёс в раздумье старый воин.

– Да-а...
– вырвалось от всей души у другого.

– Почаще бы нам, хрестьянам, да по всем бы по деревням такие облака падали!

– Ну, а что толку?
– возразил кто-то с горькой насмешкой.
– Всё равно, покуда наш брат, хрестьянин, ложку из-за голенища вынет, князья-бояре весь кисель расхватают.

Послышался общий хохот.

– Это уж так!..

– Это истинно! Работнему люду ничего не достанется!

И сам собою разговор свернулся на надвигающийся голод.

– Да-а! Ещё урожай обмолотить не успели православные, а купцы уже втридорога за одну кадь* ржи берут! Как дальше жить будем?

_______________

* К а д ь - хлебная мера в Древней Руси.

Эти последние слова произнёс дородный дружинник - светлобородый силач, пышущий здоровьем. Несоответствие внешности со словами о голоде вызвало у некоторых невольную шутку:

– Гляди, Иван, как бы ты от голоду не отощал вовсе: уж и так одни кости да кожа!

Воины засмеялись.

Однако дородный воин отнюдь не смутился этим и скоро заставил замолчать насмешников.

– Правильно, - спокойно возразил он.
– Я-то не жалуюсь: сыт-питанен. Мы, дружина, на княжеских хлебах живём - нам и горя мало! Ну, а старики твои, Митрий, или там сёстры, братья, суседи? А? Замолк, нечего тебе сказать! А вот мне об этих днях из нашей деревни весть прислали: пишут, что сильно голодают в нашей округе. Уж траву-лебеду стали к мучке-то примешивать. Ребятишки пухнут от голоду. Старики мрут...

Его поддержали:

– Что говорить! Худо простому люду живётся под боярами да под татарами! А хуже нет голода!

Разговор пошёл горестный, тяжёлый.

Но как раз в это время воинам поспел ужин, и все принялись сперва за горячий кулеш, а потом - за баранину.

Гаврило Олексич положил на большую лепёшку, как на блюдо, сочно-румяный большой кусок жаркого и подал Гриньке.

– Кушай, кушай, отрок!
– ласково сказал он, погладив его по голове. Уж больно ты худ! Набирайся сил, кушай!

Сам он тоже взял добрый кус барашка, сел рядом с Гринькой под сосну и принялся есть с той отрадной для глаза мужественной жадностью, с какой вкушает свою заслуженную трапезу пахарь и воин.

– Ешь!
– ещё раз сказал он мальчику.
– Хочешь воином быть добрым ешь побольше! От еды сила!
– наставительно пояснил он и ласково подмигнул Гриньке.

Увидев своего витязя-друга в таком светлом расположении духа, Гринька вполголоса сказал ему:

– Дяденька Гаврило, а потом расскажи мне про Невску битву.

Олексич хмыкнул и усмехнулся:

– Да ведь уж сколько раз я тебе про неё рассказывал. Поди уж затвердил всё наизусть? Верно ведь?.. Ну ладно, отужинаем - там видно будет!

Такой ответ означал согласие. Сердце Гриньки трепетало от радостного ожидания, хотя и впрямь уже который раз носился он мысленным взором над Невским побоищем, слушая рассказы своего друга.

Едва только задружил Гринька Настасьин с Гаврилой Олексичем и едва только узнал от людей, что это тот самый Олексич, так покою не стало витязю от настойчивых просьб мальчика: расскажи да расскажи, как били шведских рыцарей на Неве.

Сперва богатырь больше отшучивался. И всё-то выходило у него до чрезвычайности просто, будто и рассказывать не о чем.

– Да уж что говорить!
– добродушно начинает он и сегодня.
– Знамо, что побили их крепко. Уложили их там, на болоте, немало, рыцарей этих. А и сам ихний герцог Биргер насилу утёк от Ярославича: живо коня заворотил! А всё-таки Александр Ярославич большую ему отметину положил копьём на лицо до веку не износить!
– И, сказав это, Гаврило Олексич вдруг ожесточился и суровым голосом произнёс: - Да и как их было не бить? Пошто вы в чужую землю пришли кровь человеческую проливать? Пошто у нас, у Новгорода Великого, водный путь хотите отнять? Зачем море закрываете? Задушить, стало быть, хотите? Русский народ сам кровопролития не затевает, это уж нет! Ну, а если незваны гости к нам ломятся - тут руке нашей от сохи до меча дотянуться недолго! Я ратай*, я и ратник!

_______________

* Р а т а й - пахарь.

Он замолк. Но тут снова и снова Гринька в нетерпении принимается теребить Олексича за рукав:

– Дядя Гаврило, а расскажи, как ты на шведский корабль по доскам взъехал. Ну, расскажи!

– На коне взъехал... И што тут рассказывать!

Гринька не унимался:

– Нет, а как чуть королевича шведского не захватил!

– А вот же не захватил!
– мрачновато ответствовал Олексич. Но тут, видно, неудержимые поднялись в его памяти воспоминания, и, уступая им, неразговорчивый богатырь рассмеялся и добавил: - Худоногий он был у них, королевич-то. Вроде как расслабленный. Привезли они его с собой из-за моря нарочно: на новгородский престол сажать. Ишь ты ведь!
– воскликнул в негодовании Олексич, как будто всё это сейчас происходило, а не десять лет назад. Рассказ его продолжался: - Ну, пришли мы, сам знаешь, на реку Неву, в устье Ижоры - речка такая впала в Неву. Ино там они и вылезли, шведы, из кораблей на сушу. Видимо их невидимо! Девять тысяч кованой рати. Девять тысяч!
– повторил Олексич, потрясая рукой.
– Ну, а нас-то всех вместе, и с ладожанами и карелой, и до тысячи не дотягивало. Ну, да ведь где же Александру Ярославичу было воинов собирать! Кто с ним был, с теми и ударил... Грянули мы на них внезапно. Они думали: мы рекой Волховом поплывём, а мы прямиком через леса, через болота - прямо на устье Ижоры. Возов с собой не брали. Александр Ярославич нам даже и щитов не велел с собою брать: "Меч верней щита!"