Отважное сердце
Шрифт:
– Пора!
– сказал Александр.
И давно подготовляемое восстание забушевало, как буря. В один день горожане ударили в колокол - и в Устюге Великом, и в Угличе, и в Ростове, и в Суздале, и в Ярославле, и в Переславле, и во Владимире, и в Рязани, и в Москве, и в Муроме, и в Нижнем Новгороде...
Народ повсюду избивал татарские гарнизоны, татарских наместников баскаков и бухарских купцов - бессерменов, что взяли на откуп взимание дани на Руси.
В иных городах баскаков и их телохранителей выводили на площадь и здесь рубили им головы.
Широко прокатилось по всем городам и сёлам известие, что сам Невский "велит татар бить".
– Ишь, кровопийцы, разъелися, что хомяки!.. А всё вам мало: ещё и наших парней на войну задумали гнать с собой? Нет, не будет вам русского воина в татарское войско! Бей их!..
Такие крики слышались из разъярённых толп горожан и крестьян, когда они волочили татар на казнь.
Восстание ширилось.
Испуганные ордынские послы поспешили на поклон к Александру. Они привезли ему отмену мобилизации. Но Александр сказал им, что ему не совладать теперь со стихией народного гнева.
– Вы сами видите, послы царёвы, - говорил Невский татарам, - что вся чернь восстала. Они и бояр убивают своих, русских, если они Орде верно служили. Что им сейчас князья!.. Вы сами виноваты зверством своим. До самых глубин взбурлили народ!..
А между тем в своей могучей руке Александр держал весь ход грозного восстания.
– Когда так пойдёт, - говорил он Настасьину наедине, - то нагрянем и на самоё Орду! Тряхнём Берку и в самом его поганом логове.
У Настасьина в эти дни словно два огромных крыла выросли за плечами и несли его. Он дивился спокойствию и мужеству Невского.
Но, управляя восстанием, Невский всё же решил показать татарам, будто он старается усмирить народ. На глазах ордынских послов он вышел однажды на крыльцо своего терема к народу и стал было призывать людей к миру с татарами и к повиновению.
Но в ответ Александру раздались такие угрозы и ругательства, такой грянул град камней в окна княжеского терема, что ордынские послы принуждены были спрятаться внутрь здания и стали просить Александра, чтобы он под надёжной охраной ночью вывез их поскорее из города.
Он так и сделал. Без татарского надзора ему было легче действовать. Его дружины возглавили восстание. Оно разрасталось.
...И вдруг от вдовы Батыя Баракчины и от своих тайных разведчиков в Орде Невский получил страшное известие: на этот раз до нового сражения между армиями Хулагу и Берке дело не дошло. Берке, устрашённый размахом русского восстания, заключил поспешный мир с Хулагу. Хан Берке пошёл на всяческие уступки, даже на унижения перед братом-врагом. Он убедил его, что им немедленно надо объединить свои силы против русских. И теперь, уже союзные, орды Берке и Хулагу каждый миг могли обрушиться на Русь...
И ещё одно тяжкое известие получил Александр.
Отец Дубравки - Даниил Романович, начавший, по тайному уговору с ним, стремительное движение против татар и уже разгромивший хана Маучи под Киевом, вдруг заворотил свои войска обратно: в тыл князю Даниилу ударил литовский король Миндовг, а Даниил-то полагался на него, как на родственника и союзника!
Так рушился великий замысел Невского - поднять разом против татарского ига и Северо-Восточную и Юго-Западную Русь.
– Худо, Настасьин, худо! Лучше бы я живым в могилу лёг!.. Всё пропало!.. Теперь только бы... только бы как-нибудь людей русских спасти от резни, от расправы!
– говорил Невский.
Ещё никогда верный друг и воспитанник Невского не видел его в таком глубоком отчаянии.
И даже ему, Настасьину, страшно было в тот первый миг подступиться к Александру Ярославичу с каким бы то ни было словом.
Тяжкие думы терзали Александра. Он понимал, что теперь, когда орды хана Берке и хана Хулагу объединились, война против татар будет не под силу истерзанной, опустошённой Руси. Удельные русские князья враждовали между собою. Татары подстрекали их друг против друга. Александр знал, что и под него всячески подкапываются в Орде его двоюродные братья.
На западе и севере снова зашевелились немцы и шведы. Снова вместе с татарами они готовились вторгнуться на русскую землю. Нет, никакой надежды не было устоять в столь неравной борьбе! Невский понимал, что даже и его полководческое искусство и самоотверженная отвага тех, кто станет под его знамя, на этот раз будут бессильны спасти от гибели русский народ...
"Что же остаётся делать?
– размышлял Невский.
– Послать кого-либо из своих верных, испытанных советников с богатыми дарами в Орду, к хану Берке, чтобы отвести беду, успокоить хана? Нет! Не поверит теперь Берке никакому посольству, никаким хитрым речам, не примет никакую повинную. "А почему, - скажет, - сам князь Александр не прибыл ко мне с повинной? Ведь, - скажет, - он отвечает за народ свой... А почему, - скажет, - князь Александр лучшее войско своё держит в Новгороде?"
И чем больше размышлял наедине Александр, тем яснее становилось ему, что если сейчас бессилен меч, то вся надежда остаётся на его собственное государственное разумение, на его умение беседовать, как должно, с татарскими ханами и умиротворять их.
Никто другой, кроме него самого, не сможет отвратить на сей раз новое татарское нашествие. "И детей вырежут - кто дорос до оси тележной, скорбно подумал Невский, и сердце его облилось кровью.
– Да! Уж тогда и вовек не подняться Руси. По всем городам татарских баскаков насажают заместо русских князей. А другую половину рыцари да шведы захватят... К чему же тогда и народ русский трудился - и мечом и сохою?"
И Александр принял крутое решение.
– Еду!
– сказал он.
– Еду перехватить Берке - там, в степях, на Дону. Опять хитрить, молить да задаривать! А когда уже сюда нагрянут, то тогда будет поздно. Тогда сколько ни вали даров в чёрную эту ордынскую прорву, не поможет, покуда кровью русской досыта не упьются. Ну, а если уж суждено мне и вовсе не вернуться оттуда, то... что ж, авось смертью моей и утолятся, а народ не тронут...
ГЛАВА ПЯТАЯ
С приехавшим в Орду Невским на этот раз обошлись, как с преступником, чья вина ещё не расследована. Его томили и томили в Орде, не разрешая отъехать на Русь.