Отважное сердце
Шрифт:
— Как ты смеешь разговаривать со мной таким образом? Ты ничего не знаешь о моей жизни!
Старуху не напугала ни угроза в его голосе, ни меч в его руках.
— Зато я знаю, что ты поворотился спиной к тому славному наследству, которое было тебе завещано. Это я знаю точно.
Роберт открыл было рот, но потом молча шагнул в сторону, не желая более выслушивать ее гневные и справедливые упреки.
— А как же трон твоего народа, увезенный в чужеземной повозке? — окликнула она его, и голос старой колдуньи прозвучал хрипло, как воронье карканье. —
Роберт обернулся, раздираемый стыдом и страхом, думая, что ей известно о том, что и он принимал участие в краже.
— Многие века короли Шотландии появлялись в Скоуне. Неужели более не будет ни одного, кто встал бы на холме Мут-Хилл, слушая, как из глубины веков звучат голоса его предков? Наше королевство потеряло свою душу, Роберт.
Он более не видел и следа обвинений в ее лице, одну только печаль. Она никак не могла знать о том, что он наделал. Догадывайся она об этом, то прокляла бы землю, на которой он стоял. Какая-то часть его души пожалела о том, что это не так.
— Вот уже более полувека твоя семья имеет право претендовать на трон. Не понимаю, почему ты не борешься за него, как хотел того твой дед. Или почему ты служишь человеку, который отнял у тебя это право?
И вдруг на Роберта снизошло озарение. С необычайной яркостью он вспомнил тот день, когда дед сказал ему, что он станет рыцарем, день, когда его отцу пришлось отречься от графства Каррик. Он видел в Лохмабене Эффрейг, разговаривавшую со старым лордом. Тогда она со странной нежностью коснулась его лица. Как он мог забыть об этом?
— Так это была ты? Это ты посоветовала деду передать право на трон мне?
Губы старой колдуньи сжались в тонкую линию.
— Как же глупа я была! Мне уже тогда следовало понять, что ты весь пошел в своего отца.
Роберт покраснел до корней волос.
— Убирайся. Тебе нет никакого дела до меня или моей семьи. Больше нет.
Когда он решительно зашагал обратно через лес, сердито отводя от лица ветки, ее голос хриплым эхом толкнул его в спину.
— Разумеется, я уйду. Потому что здесь более нет надежды.
Мальчик ухватился за поросшие мхом камни парапета и перевалился через стену, задыхаясь от напряжения. Позади него на ветру трепетал флаг его отца. Он принялся вглядываться сквозь бойницы, щуря голубые глаза от солнечных зайчиков, отражавшихся от поверхности небольшого озера, лежавшего под самыми стенами замка. Из зеленых глубин леса, плотным кольцом обступившего крепость, медленно выдвигалась небольшая армия. Люди и кони двигались стройными рядами, и солнце ослепительно сверкало на кончиках шлемов и остриях копий. Взгляд мальчика впился в штандарт, двигавшийся впереди войска. На белом поле рдел алый шеврон.
— Ублюдки, — пробормотал он. Спрыгнув с парапета, мальчик повернулся к стягу своего отца, трем белым звездам над голубыми волнами. При виде флага сердце его преисполнилось отваги и гордости. — Мы устроим им достойный прием, — выдохнул он, ныряя в дверцу на макушке башни и сбегая вниз по ступенькам.
Добежав до нижнего этажа, он заметил, что дверь в спальню родителей стоит распахнутой настежь. Оттуда лился трепещущий свет очага и долетали звуки разговора. Мальчик замер, стараясь не дышать, чтобы его не услышали. Вновь зазвучал голос его матери, негромкий и взволнованный.
— Я обращусь к ним. Ведь они же наверняка согласятся выслушать меня, не так ли?
— Их возглавляет граф Каррик, миледи. Молодой Брюс — всего лишь марионетка в руках английского короля. Так, во всяком случае, говорят.
Мальчик подкрался поближе. Говорил Дунегалл, капитан, которого отец оставил командовать гарнизоном замка. Это был верный и решительный воин, но древний, как окружающие холмы, к тому же, страдающий подагрой.
— Я сам выйду к воротам, миледи, и потребую, чтобы мне сообщили, по какому праву они посмели вторгнуться на земли лорда Дугласа.
— Думаю, вполне понятно, зачем они явились, Дунегалл. Мой муж присоединился к Уильяму Уоллесу, и они явились за Джеймсом и мной. Они рассчитывают покарать его через нас. Я не сомневаюсь в этом.
При звуках своего имени мальчик поспешно отступил назад, заслышав угрозу в голосе матери.
— Не беспокойтесь, миледи, эти стены выдержат и не такое.
— После того как здесь побывал Изменник, наши кладовые почти пусты. Мы не сможем продержаться сколь-нибудь долгое время. Брюс и его люди уморят нас голодом, даже если не сумеют пробить ворота и ворваться к нам силой. Нет, я сама выйду к ним.
Голос леди Дуглас звучал нерешительно, она запиналась и делала частые паузы. Но, когда она заговорила вновь, Джеймс распознал в ее тоне холодность окончательно принятого решения. Ему неоднократно приходилось сталкиваться с этим, когда его наказывали за шалости и провинности.
— Я скажу им, что Джеймса здесь нет. Быть может, если я отдам себя в их руки, они удовлетворятся этим. Но, что бы ни случилось со мной, Дунегалл, вы должны пообещать мне, что доставите Джеймса к отцу целым и невредимым.
Джеймс осторожно попятился прочь от двери. Не желая более подслушивать, он помчался вниз по лестнице. Будь его отец здесь, он бы выехал навстречу врагам с таким ревом, что содрогнулись бы стены старого замка, а потом ворвался в их ряды и бился до тех пор, пока земля не потемнела бы от их крови или его собственной. В любом случае, он ни за что не позволил бы своей супруге выехать одной навстречу целой армии. И пусть Джеймсу тоже не на чем было выехать им навстречу — люди отца увели с собой всех боевых коней, за исключением любимой лошадки матери и нескольких ни на что не годных кляч, — зато оружия у него было хоть отбавляй. Сейчас у него при себе был лишь меч, тот самый, с которым он упражнялся весь прошлый год, но оставалась еще оружейная. Ему, в любом случае, понадобится оружие для взрослого мужчины.