Отважное сердце
Шрифт:
— Я хочу исправить то, что можно, — сказал он вдруг. — Я знаю, что не имею никаких причин рассчитывать на ваше доверие, но в память о вашей дружбе с моим дедом я прошу вас дать мне возможность заслужить его. Я могу помочь вам здесь. Я стану первым графом, который открыто объявит о своей поддержке восстания. Более того, я знаю англичан и я знаю их короля. Они могут прислушаться ко мне в любых переговорах, если мы предложим им таковые.
Джеймс долго смотрел на Роберта.
— Да, полагаю, вы действительно можете оказаться нам полезным. — Похоже, его недоверие ослабело, и он кивнул на хлопающие под ветром полы шатра. — А сейчас ступайте, устраивайтесь
Когда Роберт вышел из шатра, лорд сенешаль долго смотрел ему вслед. Он подметил облегчение, отразившееся на лицах спутников молодого графа, расположившихся неподалеку. Никто из них не прикоснулся к еде, которую им подали, явно ожидая, пока к ним не присоединится Роберт.
Из темноты к сенешалю шагнула огромная тень, и на пороге возник епископ Вишарт. Джеймс отступил в сторону, давая ему пройти.
— Ну, что скажете? — пожелал узнать епископ.
— Думаю, мы должны позволить ему остаться, Ваше преосвященство, — ответил Джеймс, возвращаясь обратно в теплое нутро шатра.
— Мастер Уильям может быть прав, — проворчал Вишарт, следуя за ним. — Не исключено, что его прислали сюда шпионить за нами.
— Вполне возможно. Но в данном случае я в это не верю.
— Я знаю, как вы уважали его деда, Джеймс, как, впрочем, и я, но голоса крови недостаточно, чтобы сделать из него достойного человека. Вспомните его отца.
Джеймс отвернулся, задумавшись, и прикрыл глаза.
— Но ведь он был прав, разве нет? — пробормотал он словно бы про себя. — Мы поддержали претензии его деда на трон, отдав ему предпочтение перед Баллиолом. — Сенешаль взглянул в лицо епископу, когда Вишарт не ответил. — А теперь мы сражаемся от имени короля, которого никогда не хотели.
— Какими бы ни были наши личные опасения, мы с вами принесли присягу Джону Баллиолу перед Богом и людьми.
Джеймс собрался было возразить, но потом передумал. Время для подобного разговора еще не пришло. Вместо этого он предложил епископу вина.
— Вы поддержите мое решение разрешить ему остаться?
Вишарт принял кубок из рук слуги сенешаля.
— При одном условии, — заявил он, отпивая глоток. — Мы не станем посвящать его в наши планы.
— Он может принести больше пользы, если будет знать о них.
Но Вишарт остался непреклонен.
— Нет. До тех пор, пока мы не будем совершенно уверены в том, что ему можно доверять. — Запрокинув голову, епископ единым духом осушил кубок. — А убедимся мы в этом очень и очень скоро. Лазутчики сообщают, что по долине Нитсдейл на нас идут англичане. Со дня на день следует ожидать появления Перси и Клиффорда.
В этот жаркий день прохладу принес с собой легкий ветерок, колыша серебряные волны травы на лугах. По обоим берегам реки Ирвин шумели деревья. Широкая дорога, тянувшаяся от реки к порту, была сплошь забита людьми и лошадьми, и разноцветье флагов ярко выделялось на фоне угрюмого лилового неба.
Роберт стоял в молчании, переводя взгляд с кавалерии на медленно движущиеся ряды пехоты позади, которые были видны благодаря подъему дороги. Прикинув, что всадников должно быть не меньше нескольких сотен, а пеших воинов — втрое больше, он вновь взглянул на передний ряд, над которым реяли два штандарта. Роберт задержал взгляд на голубом льве на золотом поле, гербе дома Перси, который приближался к нему с каждой минутой.
Когда ему сообщили, что к порту направляются именно Генри Перси и Роберт Клиффорд, Роберт не удивился. Перси был назначен губернатором Галлоуэя и Эйра, а после бегства епископа Бека и гибели шерифа Ланарка стал главным военачальником английских войск на западе Шотландии. С учетом того, что он мог быстро призвать под свои знамена пополнения из своих поместий в Йоркшире, располагавшихся по другую сторону границы, Перси становился наиболее вероятным претендентом на роль лидера, которого Крессингэм отправит разделаться с повстанцами. Несмотря на определенные опасения, которые внушала ему встреча с бывшими однополчанами, Роберт втайне был уверен, что они прислушаются к нему. Он сражался с ними бок о бок, они вместе смотрели смерти в глаза и приняли его в свои ряды как равного. Они считали его своим братом.
Но теперь, глядя на приближение огромной армии, он чувствовал, как оптимизм его постепенно улетучивается.
Рядом с Робертом стоял епископ Глазго, расставив ноги и сцепив руки за спиной. Он походил на коренастое дерево, надежно вросшее в землю всеми корнями. По левую руку расположился сенешаль, и лицо его по обыкновению оставалось совершенно непроницаемым. Компанию им составили свирепый лорд Дуглас и Уильям Уоллес, возвышавшийся надо всеми, как башня. Уоллес стоял в расслабленной позе, и лишь в глазах у него полыхал яростный огонь нетерпения. На ремнях за спиной у него висел огромный меч. Зазубренный обнаженный клинок достигал в длину пять футов, а обтянутая кожей рукоять выступала над крестовиной на целый фут. С ним были двое его командиров. Одним из них был тот самый лысый здоровяк, о котором Роберт уже знал, что он приходится Уоллесу кузеном. Его звали Адам, и он по-прежнему носил нелепую накидку с меховым подбоем, явно захваченную в качестве трофея в конторе юстициара в Скоуне.
Авангард англичан свернул с дороги и двинулся прямо по полю, так что кони оставляли после себя след примятой травы. На ходу они рассредотачивались, предоставляя ждущим их появления скоттам возможность полюбоваться устрашающим зрелищем тяжелой рыцарской конницы, идущей следом. Всадники сидели на укрытых попонами и кольчугами боевых скакунах, держа длинные копья поднятыми вверх. Пешие воины, набранные в северных графствах Англии, двигающиеся вслед за рыцарями, пожалуй, не имели численного превосходства над армией Уоллеса, зато перевес англичан в кавалерии был подавляющим. У Роберта упало сердце. Если сражение развернется прямо здесь, на поле, то они непременно будут разбиты.
Проревел рог, и английская армия остановилась. Горячие кони нервно прядали ушами и перебирали копытами. От основных сил отделился небольшой конный отряд и поскакал к ожидающим скоттам. Даже если бы над ними не развевался знакомый стяг, Роберт все равно узнал бы Перси по посадке. Лорд Алнвик, копье которого вез его оруженосец, одной рукой держал поводья, а другую упер в бедро, и его массивная фигура внушительно покачивалась в такт движению лошади. На голове у него красовался огромный шлем, украшенный тремя белоснежными лебедиными перьями, но забрало он поднял, выставляя напоказ раскрасневшееся и изрядно пополневшее лицо, на котором кривились в презрительной улыбке губы.