Отважные(изд.1961)
Шрифт:
– Ну, – сказал старик, – приготовиться!.. Сейчас я буду стучать в дверь. Следите за ногами часового. Как только он бросится направо, ты, Тимоша, считай до трех и бей по стеклу котелком... Высади его совсем... А вы, ребята, вылезайте спокойно, не суетитесь...
Тимофей взял алюминиевый котелок, в который им наливали суп, и прижался к стене рядом с окошком. Коля и Мая застыли на месте.
Степан Лукич подошел к двери и стал бить в нее кулаками, ногами, потом схватил табуретку и стукнул ею так, что она разлетелась на куски.
– Побежал, побежал! –
– Пошел! – скомандовал, обернувшись, Степан Лукич.
Коля встал, оперся коленом о выступ стены и ловко пролез в окошко.
– Не беги! Не беги! – шептал ему Тимофей. – Подожди Маю!..
Часовой уже спустился вниз и кричал:
– Чего стучишь? Стрелять буду!..
Он смотрел в глазок, проделанный в двери, но Степан Лукич заслонял его своей головой.
– Позови начальника! – кричал он. – Начальника сюда!..
Тимофей подсадил Маю к окошку, и она, легкая, как перышко, в одно мгновение оказалась рядом с Колей. Он крепко сжал ее руку, и они вышли из проулка на улицу.
День был тусклый, дождливый. По улице шли люди. Шли, как обычно, в разных направлениях. На большой скорости промчались две машины. Из-за угла вышли полицаи, очевидно сменившиеся с поста. Но могли ли они предположить, что этот мальчик в обтрепанном костюмчике и худенькая девочка с косичками только что совершили отчаянный побег. Они прошли мимо, не обратив на ребят внимания.
Коля старался идти спокойно, но сердце его отчаянно колотилось. Увидев полицаев, он рванулся было, чтобы бежать, но Мая удержала его.
– Иди тихо, – шепнула она, – и слушайся меня! – и сжала его ладонь с такой неожиданной силой, что он невольно покорился.
Они завернули за угол. У молочного магазина стояла большая очередь. Они медленно прошли мимо нее, вошли в ворота проходного двора, и тут, словно кто-то ударил их в спину, рванулись вперед.
Они бежали хорошо им знакомыми переулками, садами, перелезали через заборы. Теперь в городе, где Коля родился, где все казалось ему таким родным, он чувствовал себя затравленным зверьком, которому надо прятаться, прислушиваться к каждому шагу, шарахаться при виде каждой тени.
Остановились они, только когда достигли оврага на краю города. Здесь, в густых кустах, в сравнительном отдалении от ближайших домов, они могли передохнуть.
– Ты же хотел идти к какому-то фотографу, – сказала Мая, когда они немного отдышались.
Коля подумал.
– Нельзя туда. Нас сразу накроют. Ведь первым долгом дядя Никита будет искать меня там...
Порыв ветра принес дождевые капли. Ребята сели рядом на большой, обросший мхом камень, прижались друг к другу, чтобы было теплее, и стали думать, что же им делать дальше...
Глава десятая
ТАЙНАЯ ЯВКА
Клавдия Федоровна Шухова принадлежала к числу тех людей, которые стойко выдерживают удары судьбы. Ее энергии могли бы позавидовать молодые. «Упасть легко, – говорила она, – а подняться трудно». И в самые тяжелые времена она не теряла присутствия духа.
Ей было уже под пятьдесят. Высокая, статная женщина с гладко зачесанными седыми волосами, она заставляла относиться к себе с уважением даже врагов. В первые дни войны детский дом, которым она заведовала, эвакуировался, а сама она осталась из-за одного больного мальчика. Этого мальчика нужно было отправлять на санитарной машине. Но случилось так, что шофер в спешке перепутал адрес, ждал на другой улице. Пока Шухова металась в поисках транспорта, вражеские танки ворвались в город. Гитлеровцы сразу же выбросили мальчика из больницы. Шухова взяла его к себе домой и стала ухаживать за ним, как за родным сыном. Она во всем себе отказывала, продавала вещи, вязала платки, чтобы поддержать его...
В эту ночь ей долго не спалось. Ветер стучал ставнями, во дворе выла собака. Плотно занавесив окна, Клавдия Федоровна вязала носки для Вити, который безмятежно спал.
Поблескивали длинные железные спицы, послушно укладывая петли. В углу мерно тикали часы.
Что это?.. Собака перестала выть и хрипло, надрывно залаяла. Клавдия Федоровна опустила вязанье и прислушалась. Кто-то тихо крался под окном, стараясь ступать бесшумно, но шорох гравия выдавал его.
Женщина взглянула на часы: половина третьего. Может быть, кого-нибудь из полицаев привлек свет в ее комнате? Нет, толстое суконное одеяло наглухо прикрывает окно, не оставляя ни одной щели. Соседи?.. Но ведь ни у кого из них нет ночного пропуска.
Шорох под окном затих, словно человек притаился и чего-то ждет. Клавдия Федоровна прикрутила коптилку, бесшумно подошла к окну и, приоткрыв одеяло, глянула во двор. В лунном свете чья-то тень мелькнула на дорожке и исчезла за выступом дома. Тихо заскрипели ступени крыльца, и кто-то три раза негромко стукнул костяшками пальцев: тук-тук-тук! Каждый удар словно молотком ударял ей в висок.
– Кто там? – спросила она.
– Комнаты есть? – тихо спросил мужской голос.
– Все комнаты заняты, – ответила она.
– Пустите погреться!
Щелкнул замок, и Клавдия Федоровна отступила в глубину комнаты. Человек в черном пальто быстро прикрыл за собой дверь и, тяжело переводя дыхание, подошел к столу.
– Что случилось? – тревожно спросила она. – Вы же знаете, ко мне нельзя.
– Знаю, – ответил человек. – Дайте воды. Очень устал!
Клавдия Федоровна достала из шкафа чашку, налила в нее из чайника воду и протянула ему.
Человек жадно выпил, а потом устало опустился на стул. Неровный свет коптилки делал черты его лица почти неразличимыми. Казалось, что из поднятого воротника торчит лишь один нос. И только лихорадочно блестят темные глаза.
– Дело не терпит промедления, – сказал он хриплым от волнения и усталости голосом, – только что в гестапо расстреляны Степан Лукич Власенко и Тимофей Петрович Скурихин.
– Ужасно! – прошептала Клавдия Федоровна.
– Во время допроса, – продолжал человек, – выяснилось, что они сидели в подвале городской полиции вместе с сыном Охотниковой – той, которую повесили, – и еще с одной девочкой. Сегодня днем дети бежали...
– Вот как, – выдохнула Клавдия Федоровна. – А где же они?