Отважные капитаны. Сборник
Шрифт:
— Ну, что скажете? Как наша старушка себя ведет? — осведомился капитан.
— Она движется, но... просто надрывает мне сердце. Чем скорее мы окажемся в Пайанг-Ватаи, тем лучше. Она спятила, и мы разбудим весь город.
— Она хотя бы не взорвется?
— Да какое мне до этого дело? Она тяжело больна. Вы только послушайте! Да, ничто ни обо что не бьется и не задевает, и подшипники еще не перегрелись, но... Неужели вы не слышите?
— Лишь бы она добралась туда, куда мне надо, — ответил шкипер. — И не забывайте о том, что это — мой корабль.
И вот «Галиотис» двинулся вперед, волоча за собой целые заросли водорослей. Со старчески немощных двух узлов он постепенно разогнался до триумфальных четырех. При попытке еще увеличить скорость начиналась опасная вибрация распорок, а машинное отделение наполнялось паром. Утро застало бывшего
40
Проа — особый тип небольшого быстроходного парусного судна, которым пользуются жители Малайского архипелага. У проа узкий и длинный корпус, соединенный двумя балками с поплавком-балансиром, придающим суденышку остойчивость.
Случалось, что корабли, даже принадлежащие белым людям, терпели крушение в этих водах, и честные малайцы и яванцы порой способствовали им в этом — весьма своеобразным способом, разумеется. Но на этом корабле не было ни дам, ни хорошо одетых офицеров. С его палубы в проа осиным роем хлынули белые мужчины — нагие и неописуемо свирепые. Одни были вооружены раскаленными прутьями, другие — тяжелыми кувалдами, и не успели любопытствующие малайцы опомниться, как проа оказался в их власти, а его законные владельцы барахтались в воде с обоих бортов.
Еще через полчаса груз проа, состоявший из саго и сушеных трепангов, а также плохонький компас, оказались на борту «Галиотиса». Вслед за грузом последовала пара парусов с семидесятифутовыми реями и гиками, которые матросы вскоре приспособили к голым мачтам своего парохода, а сам туземный парусник был взят на буксир.
Как только паруса были подняты, они тут же наполнились ветром, и пустой китобой побежал гораздо шустрее. Прибавка в скорости составила почти три узла, а о чем еще можно было мечтать? Но если раньше «Галиотис» выглядел просто ободранным и заброшенным, то теперь он буквально внушал ужас. Вообразите респектабельную приходящую прислугу в объятиях балетного танцора, выделывающего пьяные па посреди мостовой, и вы получите отдаленное представление о том, как выглядел этот грузовой корабль с колодезной палубой и бывшей оснасткой шхуны, надрывно карабкающийся на волну и проваливающийся в бездну со стонами и всхлипами. Тем не менее плавание под паром и парусами продолжалось, а экипаж горящими глазами вглядывался в океанскую даль — безутешный, небритый, немытый и одетый вне рамок каких бы то ни было приличий.
На исходе третьей недели плавания на горизонте показался остров Пайанг-Ватаи. В здешней гавани находилась база морского патруля, охранявшего жемчужные отмели. Вернувшиеся из дозора канонерские лодки отстаивались тут с неделю, прежде чем вновь выйти на маршрут патрулирования. Сам по себе Пайанг-Ватаи был практически необитаем; там имелись лишь родник с пресной водой, несколько пальм да бухта, в которой можно было укрыться и переждать юго-восточный муссон.
Взорам матросов открылся коралловый берег с наваленной у самой воды горой сверкающего угля, готового к погрузке, пустующие хижины для отдыха моряков да голый флагшток.
На следующий день «Галиотис» исчез, словно его никогда и не бывало, — а у входа в гавань под теплым дождиком покачивался на волне лишь одинокий проа, чей экипаж голодными глазами следил за только что возникшим на горизонте дымком канонерской лодки...
А через несколько месяцев в одной из английских газет появилась короткая заметка: будто бы канонерка одной иностранной державы пропорола днище и мгновенно затонула в устье некоей гавани в Южных морях, на полном ходу налетев на остов неизвестно кем затопленного судна.
ДЖАДСОН И ИМПЕРИЯ
Одно из множеств достоинств демократии состоит в ее почти сверхчеловеческом умении создавать проблемы с соседями — и в результате обнаруживать свою гордость основательно потрепанной. Подлинная демократия испытывает сильнейшее презрение к странам, где правят короли, королевы или императоры, и почти никто не знает — а задумывается и того меньше — о внутренних делах этих стран. Причиной тому служат ее собственные честь, гордость и достоинство, они же демократические Король, Дама и Валет. Вот почему рано или поздно межгосударственные противоречия заканчиваются тем, что самые обычные люди начинают выкрикивать на улицах лозунги и оскорбления в адрес противника, о котором ничего не ведают, а на море, чтобы оправдать отсутствие упомянутых выше гордости и достоинства, предпринимаются некие поспешные действия. В итоге может вспыхнуть, а может и не вспыхнуть война, но шансов на прочный мир все равно становится гораздо меньше.
Преимущество жизни в цивилизованной стране под управлением монарха заключается в том, что все короли, королевы и императоры Старого Света связаны кровным родством или браками — то есть, в сущности, являются одной большой семьей. И те из них, кто мудрее и опытнее, знают: многие действия или высказывания, которые на первый взгляд кажутся преднамеренными оскорблениями, в действительности могут быть вызваны всего лишь несварением желудка у мужчин или периодическим недомоганием у женщин; следовательно, и реагировать на них надо соответственно — объясняясь с глазу на глаз в приватной обстановке. Все эти народные манифестации, возглавляемые королем и двором, как правило, означают лишь то, что некоторые члены европейского семейства на минутку отбились от рук. Знаете, когда лошадь начинает брыкаться в толкучке у ворот, всадник не спешивается, а просто выставляет позади себя раскрытую ладонь, и остальные всадники расступаются или отворачивают в сторону. В точности так и с владыками.В былые дни они лечили собственные нервные срывы и припадки народного гнева огнем и мечом, но теперь, когда огонь стал слишком дальнобойным и убийственным, а кровопролития массовыми, они прибегают к совсем другим вещам.
Давным-давно жила некая небольшая Сила — почти разорившийся осколок некогда великой империи, и эта Сила рассердилась на Британию, известную всему миру как мальчик для битья. Потому-то она и начала вести себя самым скандальным образом.
Это известно всем, но гораздо меньшему числу людей известно, что эта Сила все-таки сошлась с Британией в беспримерной битве и вышла из нее со славной победой.
Все началось с людей. Их несчастья были крайне многочисленны, а личная обида всегда находит отдушину в публичном сквернословии. Их национальная гордость была жестоко уязвлена, и они размышляли о прежней славе, о тех днях, когда их флотилии первыми обогнули Мыс Бурь, а их газеты, подобно новым Камоэнсам [41] , призывали вершить великие дела. И только гнусная, хитрая, изворотливая, лживая Британия мешала их колониальной экспансии.
41
Камоэнс, Луис де (1524—1580) — крупнейший португальский поэт 16 в., автор героической поэмы «Лузиады», воспевавшей открытие Индии в 1497—1499 гг. экспедицией капитана Васко да Гамы.
Тогда они решили: раз уж их монарх в союзнических отношениях с этой омерзительной страной, то народу следует презреть правителя, способствовать установлению республики и лично, как и положено свободным людям, взяться за расширение колониальных владений. Осознав это, народ принялся метать камни в британские посольства, плевать в английских леди, резать пьяных матросов нашего флота в своих портах, лупить их веслами и устраивать крайне неприятные для туристов инциденты при таможенном досмотре. А заодно угрожать жуткой казнью всем больным чахоткой англичанам, проживающим на Мадейре. А в это время младшие офицеры их армии распивали фруктовые ликеры и устраивали леденящие душу заговоры против своего монарха — и все это ради установления республики.