Отвергнутая невеста дракона. Хозяйка ведьминского сада
Шрифт:
Останавливаюсь и поднимаю голову: интересно, а звезды здесь такие же? Выискиваю хотя бы одно знакомое сочетание звезд: лебедя или лиру, например… Не нахожу ничего знакомого. Жаль…
– Ты что там застряла? Успеешь еще на небо налюбоваться, – ворчит старушка.
Я вздыхаю и снова следую за ней. Сейчас мягкий ковер из травы и опавших листьев приятно холодит исколотые ветками стопы. Интересно, здесь есть что-то более подходящее для ходьбы по пересеченной местности?
Краям поляны окантованы темными кронами деревьев, тихо шелестят ветви, изредка из чащи доносится отзывающийся эхом крик какой-то птицы.
– Разуешься на крыльце, нечего мне в дом грязь нести, – старушка окидывает меня с ног до головы своими мерцающими глазами. – Одежда тоже грязнющая, ну да ладно. Сама потом все вымывать будешь.
Я? Поистине сказочная гостеприимность. А вообще, если быть честной, все происходящее действительно напоминает сказку. Только пока что страшную.
Старушка поднимается на крыльцо маленького деревянного домика. Он выглядит старым и обветшалым, с перекошенными бревенчатыми стенами и покосившейся крышей. Через косые окна пробивается слабый свет изнутри, отбрасывая причудливые тени на деревья вокруг. Над домом клубится таинственный дымок из трубы.
Ну чем не жилище Бабы Яги. И что мне теперь? Просить напоить, накормить, в баньке попарить и спать уложить?
Я скидываю туфли, ступая босыми ногами на деревянный пол сеней. Доски гладкие, отполированные временем, чуть слышно поскрипывают под ногами.
– Иди умойся, – старушка кивает на лохань в углу большой комнаты, служащей и кухней, и столовой, и, похоже, спальней. – Руки только смотри, с золой помой. Да за стол давай. Хоть чаю перед сном выпьешь.
Внутри было хоть и бедно, но чисто. Простая деревянная мебель, большая печь, стол, пара лавок да сундук. Ну и лохань с прохладной водой, которую я с удовольствием плещу себе в лицо.
Надеюсь, что хоть что-то в голове прояснится, но, кажется, нет. Только жжение на коже: все лицо и руки покрывают мелкие и крупные царапины. И это я еще ноги не смотрела…
Ночь кажется бесконечным бегом. Просто марафоном какого-то абсурда.
– Садись, самовар уже готов, – старушка кивает на лавку, и я решаю не спорить.
Ноги гудят, слабость во всем теле такая, что каждое движение дается путем невероятных усилий.
– Да садись уже, хватит смотреть на меня испуганным зайцем, – она суетится и выставляет на стол две чашки чая с клубящимся над ним паром. – Не враг я тебе. Можно сказать, единственный друг, так что не бойся.
Легко сказать. Я сажусь на краешек лавки и сжимаю пальцами платье.
Света от лучины хоть и мало, но все больше, чем на улице. Поэтому теперь я могу лучше рассмотреть старушку. Льняная серая рубаха, темный сарафан, перевязанный под грудью, шаль, которую она сняла с головы, на плечах. Толстая седая коса уложена вокруг головы, как корона.
Помнится, у меня бабушка так ходила. Она до своих последних дней оставалась верна “старой” моде. Как же я по ней скучаю…
– Ну что, задавай свои вопросы, – старушка садится на вторую лавку, напротив меня и обхватывает крючковатыми пальцами чашку.
“Ку-ку”, – раздается на стене так, что я подскакиваю: я не заметила большие деревянные часы с кукушкой в самом дальнем углу.
– Да помолчите вы, сама знаю, – огрызается на часы старушка, а потом спрашивает: – Все еще не веришь?
Пожимаю плечами. Я уже не знаю, что думать и во что верить. Еще утром я собиралась стать счастливой женой Владика, потом меня хотели убить, а сейчас сижу в избушке со старушкой, которая сказала, что…
– Вы меня искали? Где? В лесу? Вы знали, что я заблудилась?
– О, все-таки включаешь голову, это хорошо, – довольно улыбается старушка. – Везде я тебя искала. В нашем мире и в межмирье. Только кто ж знал, что ты сразу в такой переплет угодишь.
Я еще сильнее сжимаю руки в кулаки и, кажется, перестаю дышать от шока.
– То есть это все… По-настоящему? Вот прямо совсем-совсем?
– Ну ясно, что не сказка. И даже не сон, – улыбается она. – Дарину сначала нашла. Но слаба она. Не сможет, сломается… Ты другая.
– Я, значит, не слабая? – усмехаюсь я.
– А вот завтра и проверим. Пей чай-то. Остынет.
Практически на автомате, просто пытаясь уложить в голове то, что сказала старушка, делаю глоток.
Приятный аромат лаванды с легким оттенком ромашки наполняет легкие. По языку разливается сладкое тепло, растекающееся почти мгновенно по всему телу. А потом… все вокруг меркнет.
Глава 8
Бабушкин домик. Чуть покосившийся деревянный забор с облупившейся зеленой краской, которую так и тянет подковырнуть ногтем. Чтобы открыть калитку, надо просто залезть рукой между двух досок и поддеть деревянную задвижку: бабушка строго-настрого запретила вешать на нее замок. Почему – никогда не объясняла, но родители с ней не спорили.
Тропинка от калитки к крыльцу идет через палисадник. Раньше она была просто протоптанная, но в межсезонье и летом после ливней было ходить очень грязно, поэтому мы выложили ее кирпичами. С папой выкладывали под чутким надзором бабушки. Вон лежит тот, что по неловкости я уронила и расколола. Менять его тогда не стали, сказали, на память будет.
И правда… До сих пор помню.
С обеих сторон от тропинки трава густая и свежая – еще начало лета, засохнуть не успела. Чуть дальше с одной стороны сад со старыми высокими яблоневыми деревьями, а с другой – палисадник с цветами. Тут сейчас вовсю цветет жасмин. Только что-то запах в этом году какой-то слабый. Как будто вообще его нет.
Крыльцо из трех ступенек. Деревянных, потрепанных временем, чуть перекосившихся. Вторая обычно скрипит, когда на нее наступаешь…
“Скрип!” – издает она знакомый звук, когда на нее… наступаю я!
“Я” одета в старую бабушкину одежду: белую рубаху и непонятного темного цвета сарафан. Темные каштановые волосы заплетены в косу и перевязаны лентой. Ох-ох! Я как со съемок какого-то фильма сбежала.
Но… Почему я вижу себя со стороны?
“Я” беру ведра, стоящие у крыльца, и уверенно иду к колодцу. Что за ерунда? Я этим колодцем не пользовалась с того момента, как мы провели водопровод в дом. Бабушке в последние годы было сложно носить ведра, родители не могли часто приезжать, а я училась. Потому было принято волевое решение и сделан водопровод.