Отверженные мертвецы
Шрифт:
Как только эти звуки исчезли, он вновь услышал те же голоса, но только в них слышалось невыразимое облегчение. Мертвые не могли вернуться, но они могли простить. Кай знал, что он никогда не сможет забыть этих людей, как и они не смогут забыть его. Но мысль о том, что они навсегда останутся с ним, вызвала у него улыбку, поскольку теперь это стало частью истории, а не тяжестью на душе.
Кай поднялся, когда теплый ветерок, словно приглашая его, распахнул шелковые портьеры на двери, ведущей на балкон. Он прошел по мраморному полу, понимая, что Арзашкун из безопасного убежища превратился в обитель чудес. Кай сам вызвал из памяти каждую башню и каждый зал этой крепости, но до сих пор никогда не наслаждался ее великолепием. Только сейчас он смог по достоинству оценить мастерство древних строителей, их чувство гармонии и радость, с которой они поднимали к небесам такую красоту.
Он вышел на балкон, но вместо бескрайних песков Руб-Эль-Хали увидел пышные леса, обширные луга и кристально чистые реки. Таким Пустое Место было до того, как его поглотила пустыня, — цветущая земля, за которую с момента зарождения цивилизации сражались между собой все владыки мира. Здесь зародилась его раса, и здесь был заложен безграничный потенциал человечества.
Кай не удивился, увидев открытую доску для игры в регицид. Его оппонент, знакомый по партии на берегу, сидел перед строем ониксовых фигур, и в памяти Кая с невероятной ясностью всплыл их разговор. Но если в тот раз лицо его партнера по игре было закрыто, теперь он сидел с обнаженной головой, и Кай почтительно поклонился, увидев лицо, знакомое по многочисленным мраморным статуям.
— Ты выглядишь иначе, Кай, — сказал человек, глаза которого сверкали, словно две золотые монеты.
— Я и стал другим, — ответил астропат, усаживаясь перед серебряными фигурами. — Я чувствую себя свободным.
Человек улыбнулся.
— Хорошо. Я всегда тебе этого желал.
— Ты вывел «Арго» из варпа, — сказал Кай, двигая вперед серебряную фигуру.
— Ты задаешь мне вопрос?
Кай покачал головой.
— Нет. Я не хочу этого знать. Истина все только портит.
— Истина — это движущаяся цель, — сказал человек, передвигая на доске своего храмовника.
— Ты увидел?
— Да, я увидел то, что Сарашина скрыла в твоем разуме.
Кай ничего не ответил и некоторое время вел осторожную игру, оберегая свои фигуры и не рискуя понапрасну.
— Ты не хочешь играть? — спросил его партнер.
— Не знаю, что и сказать, — ответил Кай, откидываясь на спинку кресла. — А как ты способен продолжать игру, зная, что произойдет в будущем?
— Очень просто. В такое время игра лучше всего помогает сосредоточиться, — сказал человек и передвинул императора в атакующую позицию, намереваясь заставить Кая совершить какую-нибудь оплошность. — Если хочешь узнать истинный характер человека, сыграй с ним в регицид. В любом случае, будущее есть будущее, и мое отношение к событиям ничего не изменит.
— В самом деле? Ты не в состоянии его изменить? — спросил Кай, сознательно поддаваясь на уловку.
Человек пожал плечами, словно они обсуждали какие-то тривиальные вещи.
— Некоторые события должны произойти, Кай. Даже самые страшные ужасы, какие только можно себе представить, иногда должны происходить.
— Почему?
Его соперник по игре передвинул дивинитарха, блокируя путь фигуре Кая.
— Потому что порой победа состоит лишь в том, чтобы не дать противнику выиграть.
Кай посмотрел на доску и увидел, что ходов у него больше не осталось.
— Пат, — сказал он.
Человек развел руками, словно в притворном извинении.
— Я знаю, что есть люди, считающие меня всемогущим, но нельзя быть одновременно всемогущим и всезнающим.
— И что же теперь будет?
— Я закончу игру.
— Эту игру? — озадаченно переспросил Кай.
— Нет, эта игра уже закончена, и я благодарю тебя за нее.
— Я еще увижу тебя?
Его противник рассмеялся.
— Кто знает, Кай? Если эта игра меня чему-то и научила, так только тому, что на свете нет ничего невозможного.
— Но тебя ждет смерть.
— Я знаю, — сказал Император.
Кай открыл глаза, но увидел только темноту. От внезапного приступа клаустрофобии ему стало холодно и душно. Освободившись от рук Роксанны, он стал срывать с головы повязку, яростно отбрасывая лоскуты рыхлой ткани, пропитанные липкой мазью. Он слышал, что пронзительный вопль Безучастного Ангела звучит все ближе и ближе.
Последние слои повязки упали на пол, и Кай взглянул в светящиеся глаза Роксанны. В них, словно крупинки золота в янтаре, поблескивали искорки, и Кай удивился тому, что не замечал их раньше. Ответ пришел в следующее же мгновение.
Его аугментика, какой бы точной и дорогой она ни была, не могла заменить человеческого зрения. Заметив изумленное выражение на лице Роксанны, Кай поднял руку и ощупал свое лицо. Вместо безобразных ран, оставшихся после того, как Ашубха вырвал его глаза из металла и стекла, он ощутил мягкую кожу и упругую живую плоть.
— Кай! — воскликнула Роксанна. — Твои глаза…
Он поднял голову и взглянул на храм глазами, подаренными ему отцом и матерью. Хоть человеческое зрение и нельзя было назвать совершенным и долговечным, он безмерно обрадовался этому дару. И не важно, что первый за долгие годы взгляд упал на руины здания, ставшего полем боя. Он мог видеть, а это само по себе было чудом.
Вокруг них лежало множество тел мужчин и женщин, солдат и простых граждан. Среди общего хаоса Кай отыскал Головко и Йасу Нагасена. Их лица искажены ужасом, а взгляды прикованы к Безучастному Ангелу, пирующему на трупах. Кай оторвал взгляд от ужасного существа и увидел, как его бывший похититель и защитник сражается в своей последней битве.
Атхарва и пария бились в тени безликой статуи; один — генетически улучшенный супервоин, солдат Империума, второй — убийца таких, как он. Движения парии напоминали прыжки акробата. По сравнению с массивной фигурой легионера Астартес он казался хрупким и почти невесомым, но сражался с уверенностью, порожденной его способностью приводить в замешательство и препятствовать действиям любых псайкеров.
Но он не знал воина Тысячи Сынов, как знал его Кай.
Атхарва покачнулся, словно от боли, и пария, выбросив из рукава одежды длинное силовое лезвие, устремился к нему, намереваясь нанести завершающий удар.