Ответ Империи

Измеров Олег Васильевич

Несчастными в этом мире автоматом оказывались тролли и киберпанки. Тролли — потому что из-за отсутствия анонимности их давили, как класс, а киберпанки — потому что пространство для виртуальной жизни было удобным, и сетевым бомжам было бороться не с кем. Кстати, один из сервисов позволял легко отыскать, где в СССР в данный момент работает любой пользователь, в каком городе, доме и за каким терминалом. "Видимо, из двух разных мест тут под одним логином не войти" — подумал Виктор.

…Под соседним на столике монитором лежала монета — в три копейки, судя по размеру.

"Надо взять", подумал Виктор, "монета в СССР вещь полезная. Газировки можно взять. На две,

наверное."

Он аккуратно пододвинул ее к себе по коричневой плоскости стола, не переворачивая. Трюльник оказался старый, тридцать третьего года, но по размерам тот же, что и хрущевский; только колоски более тощие и цифра чуть с вывертом. Виктор взял монету в руку, машинально перевернул — и обмер.

Вместо знакомого герба с шестью лентами и надписи по кругу "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" на аверсе монеты красовался двуглавый орел, под которым виднелась загадочная надпись "Ц.И.Б.Р.".

"Что за чушь!" подумал Виктор и протер глаза. Орел не исчезал. Виктор нагнулся к соседнему монитору и внимательно посмотрел: под краем желтоватого корпуса на столе скопилась пыль и виднелся след отодвинутой монеты. Либо ее подсунули под край корпуса аккуратно сверху, либо она валялась там с неделю, а, может, и больше.

Виктор вдруг осознал, что монета встревожила его гораздо больше, чем само попадание сюда. К попаданиям он уже как-то привык и нашел тактику. Монета означала нечто неизвестное, что никак не вписывалось в то, что он раньше знал об иных реальностях, и, практически стопудово, неизвестные угрозы.

"Без паники", сказал себе он. "Откуда ты знаешь, может здесь были изменения в тридцатых. Может, белые фальшивые деньги забрасывали. Хотя какой смысл забрасывать фальшивые медяки? А может, здесь действительно существует чувак, подделывающий невозможные деньги? И что это за Ц.И.Б.Р. такой? Стоп. Ты же в ихнем Инете сидишь."

Пальцы Виктора рванули по клавишам, опережая мысль.

Смотрим учебник истории, решил он. Гражданская война, нэп… Как-то иначе пошло. "Кризис в сельском хозяйстве и вынужденная коллективизация"… "Обострение политической борьбы внутри правящей элиты в начальный период индустриализации"… "Милитаризация страны и борьба в среде высшего командного состава"… Здорово перелицевали. Но никаких царских орлов не просматривается.

За отсутствием связных мыслей Виктор перелистал свежие материалы ТАСС. С текущим моментом, вопреки ожиданиям, оказалось все проще и скучнее. В КПСС было две платформы, сталинская и марксистская, имя Ленина в названиях и программах договорились не трогать — это, так сказать, было общее достояние. Платформы открыто между собой на публике не грызлись, а сама Партия, как Ватикан, предпочитала не афишироваться. На Ирак США уже успели наехать, но без наземной операции.

— Ну ты как? — раздался за спиной Виктора девичий шепот.

— Да погоди ты. Никак не сочиню основную мысль реферата.

— А чего за тема?

— Ну, это… Почему чешские правые толкали лозунг идти в Европу.

— Эта Европа по-моему, только буржуям нужна. Чтобы меньше оставлять трудящимся.

— Но так же не напишешь.

— Почему?

— Ну… Надо как-то обтекаемо.

"Да, чего это я?", спохватился Виктор. "Мне же еще насчет Югославии просветлиться надо."

На украшавшей раздел карте Югославия была целой и выкрашена в красный цвет; при виде этого у Виктора сразу отлегло на душе, хотя, углубившись в тему, он понял, что радоваться пока рано. Сепаратизм в Словении был подавлен в зародыше в девяностом, практически

без единого выстрела. Парламентаризм был заморожен, власть в стране передана органу под названием ДКXП (что, по иронии судьбы, переводилось на русский не иначе, как ГКЧП), в результате чего Югославия была зачислена в число стран-изгоев. Но то ли помогли хорошие отношения с СССР, в котором вместо очередей с талонами и бузы в НКАО повсеместно появилась докторская и любительская колбаса, то ли почистили местную элиту (какой князь не мечтает стать монархом, чтобы не отвечать перед вышестоящими?), а, может быть, и то и другое, только стоящая на очереди Хорватия особо дергаться не стала, и дело ограничилось только местными волнениями. Вообще этнические раздоры, которые, под предлогом защиты прав меньшинств услужливо поддерживало евросообщество, к девяносто пятому стали затихать.

Однако, взамен этнических разборок, последние три года страну накрыла волна терроризма уже под видом религиозной войны. Те, кого Европа называла "антиправительственными формированиями" — а методы борьбы этих формирований в основном сводились к тому, чтобы взрывать крупные магазины, захватывать школы или запускать по Белграду реактивные снаряды малого калибра, как когда-то по Кабулу, — похоже, никому уже ничего не обещали, да и вообще им было уже все равно, кто у власти. Речь шла просто о том, чтобы добить население и власть ежедневным страхом, чтобы люди из общества превратились в стадо и соглашались на все, что продиктуют. Например, на ввод войск того же НАТО без сопротивления. Советская пропаганда обвиняла Соединенные Штаты в поддержке международного терроризма, те, в свою очередь, обвиняли СССР в поддержке режимов, нарушающих права человека, ООН утонуло в бесконечных вето, и было непонятно, зачем оно нужно.

"Как ни печально, но Югославия здесь — это полигон", заключил Виктор. "Как для США и НАТО, так и для нас. Они отрабатывают здесь методы диверсионной войны, как они делали это в нашей реальности и в Афгане, мы — методы борьбы с ним. Если югов сдадут, next stop is USSR, пойдет на Кавказе, в Средней Азии, и, может быть, Молдавии. Прибалты не поведутся, они люди расчетливые. Так что все эти Бесланы и Норд-Осты тут еще могут быть впереди… Что делать? Что, что я знаю или умею здесь такого, что не могут они? Неужели от человека в мире так ничего и не зависит — но зачем тогда вся эта эволюция, зачем этот разум, если человечество так и не отучилось от привычки друг друга жрать?"

Виктор вздохнул, нажал "Ф10" и "Да" — на вопрос о завершении сеанса.

Тяжелые двери дворца знаний с наклонными бронзовыми трубами ручек закрылись за его спиной, и печально-умиротворяющий вечер, словно старый приятель, пожал ему руку. Со стороны Площади Партизан, над зелеными откосами Судка, нависала буро-лиловая-туча, и розовый луч, выбивавшися из-под нижнего ее края, декадентски умирал на башне Почтамта. Неуловимое обаяние последнего мига исчезающей красоты хлынуло в душу, растворяя накопившийся где-то там, в ее глубине тревожный комок.

"А ведь США нужна не война в Европе" — вдруг мелькнуло в голове у Виктора. "Им нужен очаг, чтобы столкнуть друг с другом людей двух цивилизаций, восточной и западной. Религия — повод. ЕС и СССР одновременно погрязнут в этой войне, которая будет вестись частично внутри них самих, и в которой они не могут пустить в ход основной свой козырь — ядерное оружие. И тогда, США, оставшись в стороне, будут править миром."

Он медленно пошел через площадь, к умолкнувшему фонтану посреди круглого сквера, где когда-то в детстве любил просто стоять, глядя на игру мозаичных рыб под прозрачными волнами, и ни о чем не задумываться.