Ответный удар
Шрифт:
«Интересно», — подумал Егер, — «сколько времени ящеры доводили свой танк до идеала? Наверное, очень долго».
Потом Егер выпрямился и, сгорая от нетерпения, устремился к башне. Не обращая внимания на недовольное ворчание Скорцени, нырнул в люк — именно здесь, на месте командира Егер мог увидеть, в чем состоят конструктивные различия двух танков.
И снова он заметил существенные отличия. Никаких острых выступов — можно свободно двигаться, не опасаясь разбить себе голову. И тут Егер увидел, что в башне нет сидения для заряжающего. Неужели стрелок или командир сами заряжают пушку? Невозможно.
В башне Егер натолкнулся на какие-то непонятные устройства и решил, что они, скорее всего, предназначены для автоматической перезарядки орудия. Интересно, как они работают. Сейчас, конечно, некогда в этом разбираться. Остается надеяться, что немецкие инженеры сумеют построить такие же. Место стрелка, как и панель управления водителя, было оснащено множеством незнакомых приборов. Интересно, как ящеры успевают следить за их показаниями. Впрочем, пилоты самолетов справляются, значит, и стрелку по силам. Егер по собственному опыту знал, что в бою ящеры времени зря не теряют.
— Тащи задницу наружу! — донесся не допускающий возражений голос Скорцени. — Пора доставить зверюгу в тыл.
С сожалением — не удалось посмотреть все, что хотелось — Егер вылез из башни и спрыгнул на землю. Скорцени с кряхтением забрался на место водителя. Он был массивнее Егера, и ему пришлось приложить немало усилий, чтобы пролезть сквозь узкий люк.
Когда Вермахт впервые столкнулся с русским Т-34, пошли разговоры о том, что необходимо создать его точную копию. Однако немцы поступили иначе, хотя «Пантера» вобрала в себя лучшие черты знаменитого русского танка.
«Если Рейх скопирует танк ящеров», — подумал Егер, — «управлять им будут десятилетние дети. Никто другой не сможет там долго находиться».
Скорцени завел мотор. Он работал на удивление тихо, к тому же двигатель не извергал едкий дым — еще одно существенное улучшение. Что они используют в качестве топлива? Скорцени включил первую передачу, и танк покатил по дороге. Егер смотрел ему вслед, качая головой. Наглый ублюдок, но ему удалось сделать то, о чем никто другой даже и мечтать не мог.
Атвар пристально смотрел на вытянувшегося перед ним самца.
— Тебе не удалось полностью покончить с любителями имбиря, — заявил Атвар.
— Благородный адмирал прав, — лишенным всякого выражения голосом ответил Дрефсаб. — Меня следует наказать.
Атвар немного успокоился. Дрефсаб и сам стал жертвой имбиря. Уже одно то, что он сумел поймать такое количество своих коррумпированных коллег, заслуживало поощрения. Тем не менее, адмирал довольно резко заявил:
— Исчез танк! Я и представить себе не мог, что такое возможно.
— Вот главная причина, по которой это произошло, благородный адмирал, — отвечал Дрефсаб. — Кому могло прийти в голову, что они посмеют организовать такую дерзкую вылазку? Мы не позаботились о том, чтобы ее предотвратить.
— Снова тот самый Большой Урод со шрамом, — сказал Атвар. — Они все так похожи, но этого ни с кем не спутаешь. Он доставил нам столько неприятностей — выкрал танк, похитил Муссолини… и у меня есть основания полагать, что он участвовал в рейде, в результате которого Большие Уроды завладели материалом для ядерного оружия.
— Скорцени. — Дрефсаб произнес имя немецкого офицера с особым присвистом.
— Да, именно это имя называли немецкие средства массовой информации после похищения Муссолини, — кивнул Атвар. — Несмотря на твою тягу к имбирю, ты остаешься самым лучшим нашим оперативником.
— Благородный адмирал слишком добр ко мне и переоценивает мои возможности, — пробормотал Дрефсаб.
— Для тебя будет лучше, если я не ошибся, — заявил Атвар. — Мой приказ предельно прост: я хочу, чтобы Скорцени больше не разгуливал по Тосеву-3. Мне все равно, во что обойдется Расе данная операция. Он для дойче дороже, чем для нас сотня танков. А дойче вместе с британцами и американцами самые опасные и изобретательные Большие Уроды. Скорцени необходимо уничтожить — и тебе по силам это сделать.
Дрефсаб отдал честь.
— Будет исполнено, благородный адмирал.
После нескольких месяцев жизни без электричества, Сэм Иджер успел забыть, какая это замечательная вещь. И причины оказались совсем не такими очевидными, как могло бы показаться. Да, важно сохранять продукты свежими. Да, иметь возможность ночью зажечь свет, даже с учетом приказа о полном затемнении, просто здорово… Однако только сейчас Сэм понял, как ему недоставало кинофильмов.
Конечно, для него очень важно было, кто находится с ним рядом. Когда бок о бок с ним сидела Барбара, и он сжимал ее теплую ладонь в своей руке, все приобретало особый смысл, даже поход к зубному врачу больше не казался страшным (впрочем, для Сэма этой проблемы уже давно не существовало). Потом его рука обычно соскальзывало на бедро Барбары. В сумрачной пещере кинотеатра никто ничего не замечал.
На целых два часа он покидал ужасный мир, находящийся за пределами рая на Шестнадцатой улице, и делал вид, что значение имеет лишь происходящее на экране.
— Забавно, — прошептал он Барбаре, пока они ждали начала сеанса, — я могу обо всем забыть, читая хороший рассказ в журнале или книге, но когда смотришь на экран — совсем другое дело.
— Чтение мне тоже помогает, — ответила она, — но многим людям не удается уйти в мир книги. Мне их жаль, но я знаю, что такое нередко случается. Кроме того, читая какое-то произведение, ты остаешься наедине с собой. А здесь рядом множество других людей, которые разделяют твои чувства. Большая разница.
— Ну, я нашел то, что искал, — сказал Сэм, сжимая руку Барбары.
Она повернулась и улыбнулась ему. Прежде чем он успел ей ответить, свет начал меркнуть, и огромный экран зажил своей жизнью.
Новости перестали быть профессионально сделанным товаром. Иджер так и не узнал, заняли ли ящеры Голливуд, но система доставки новых фильмов из Калифорнии была полностью нарушена.
Теперь любителям кино показывали то, что удавалось снять военным — скорее всего, часть съемок и монтаж производились в Денвере. Некоторые эпизоды были озвучены, в других шли титры, как в немом кино, которое, как казалось совсем недавно, навсегда исчезло.