Ответный удар
Шрифт:
— Хочу.
После того, как она разбила свой У-2, срочность возвращения на базу перестала иметь такое принципиальное значение. Поскольку они с Шолуденко не знали, в какой день доберутся до места назначения, задержка в час или два уже ничего не меняла.
Они прошли через сад, который и в самом деле стоял на самом берегу пруда. Вода оказалась обжигающе холодной, но зато Людмиле удалось смыть грязь с ноги. Она намазала обе ступни гусиным жиром, который достала у одной старушки. Мокрые ноги во время распутицы дело самое обычное, а гусиный жир спасает от раздражения и нарывов.
Людмила вымыла сапог снаружи и изнутри, а потом нашла
— Вот бы сейчас в баньку, — мечтательно сказала она. — Сначала хорошенько разогреться, а потом — в ледяную воду.
— Нет, купаться сейчас нельзя, зачем вам воспаление легких? — сказал Шолуденко. — Не стоит рисковать.
Опытный солдат, который до прихода нацистов, а потом ящеров наверняка находился на действительной службе, а не сидел в каком-нибудь удобном городском кабинете. Да и вел он себя соответственно: уверенно шагал вперед, умело находил место для привала, не жаловался. Людмила относилась к офицерам безопасности, как кролик к удаву — они представлялись ей охотниками, завораживающими своей властью и исходящим от них ощущением опасности, людьми, чьего внимания следует избегать. Но шли дни, и Шолуденко постепенно начал представляться ей самым обычным мужчиной. Впрочем, Людмила не знала, до какой степени может ему доверять.
Он опустился на колени на берегу пруда и тоже принялся умываться. Людмила стояла рядом и внимательно смотрела по сторонам. Сейчас, когда на Украине хозяйничали ящеры и их пособники, а бандиты разгуливали на свободе, грабя всех, кто попадался у них на пути, нигде нельзя было чувствовать себя в безопасности.
Словно в подтверждение ее мыслям, по дороге, с которой они только что сошли, проехала колонна вражеских танков.
— Хорошо, что они не заметили у нас оружия, — сказала Людмила.
— Да, у нас могли быть неприятности, — согласился с ней Шолуденко. — Мне совсем не нравится их отвратительная привычка сначала стрелять из автомата, а потом задавать вопросы. Так никогда не узнаешь ничего полезного. Впрочем, моего мнения почему-то не спрашивают.
От того, что Шолуденко свободно и легко говорил о таких страшных вещах, как допросы, Людмиле становилось не по себе. Внутренне она ощетинивалась, словно дикое животное, которое пытается напугать врага своим свирепым видом. Только Людмила тщательно скрывала от Шолуденко свои чувства. Время от времени она задавала себе вопрос: — А какие допросы он вел? Пару раз даже чуть было не спросила его прямо, но в последнюю минуту одергивала себя. Несмотря на то, что Шолуденко служил в НКВД, он производил впечатление вполне приличного человека. Если бы Людмила знала наверняка, чем он занимался, вместо того, чтобы строить предположения, ей было бы легче с ним общаться.
— Жаль, что нельзя проследить за танками, — сказал он. — Да и радио у нас нет. А то сообщили бы кому следует полезную информацию. — Он вытер лицо рукавом и грустно ухмыльнулся. — Мечтать об этом, все равно что рассчитывать найти клад, точно?
— Уж конечно, — согласилась с ним Людмила, и Шолуденко расхохотался. — Вполне возможно, что они просто перемещаются с места на место. Если ящеры заберутся в настоящую грязь, то завязнут там надолго. Осенью я пару раз видела такие сцены.
— И я тоже, — сказал Шолуденко. — Только не стоит на это особенно рассчитывать. Никакие болота и грязь не помешали ящерам отгрызть приличный кусок нашей любимой Родины.
Людмила кивнула.
С первых дней вторжения фашистской Германии советское правительство начало всячески культивировать символы Святой Матери Родины. После революции большевики боролись с ними, объявив пережитками умирающего, националистического прошлого. Но как только они понадобились, чтобы поднять народ на борьбу с нацистами, про них вспомнили снова. И, несмотря на то, что правительство упорно следовало идеалам атеизма, Сталин даже помирился с московским патриархом.
— Думаю, можно снова в путь, — заметил Шолуденко. — танков больше не слышно.
— Да, я тоже не слышу, — наклонив голову и прислушиваясь, согласилась с ним Людмила. — Но все равно мы должны соблюдать осторожность. Их машины производят меньше шума, чем наши. Вполне возможно, что они затаились где-нибудь и ждут.
— Уверяю вас, старший лейтенант Горбунова, я знаю про эту особенность вражеских танков из личного опыта, — язвительно-официальным тоном сообщил Шолуденко. Людмила прикусила губу. Да, конечно, офицер НКВД выполняет задание правительства на территории неприятеля и наверняка знаком с вражеской техникой лучше, чем она себе представляет. А Шолуденко, тем временем, продолжал: — Однако не стану отрицать, что некоторые уроки следует повторять, причем как можно чаще.
Приняв его слова за подобие извинения (даже и это больше, чем она ждала от представителя НКВД) и немного успокоившись, Людмила натянула сапог. Через несколько минут они с Шолуденко уже шагали в сторону дороги. Впрочем, им хватило одного взгляда, чтобы остаться на обочине; танковая колонна превратила проезжую часть в непроходимое болото, которое тянулось на много километров и терялось где-то за горизонтом.
Идти вдоль дороги оказалось делом совсем не простым. Земля еще оставалось скользкой и сырой, а молодые растения и зеленеющие кусты, радуясь долгожданному теплу и яркому солнцу, цеплялись за путников ветками и корнями, всячески стараясь остановить их и привлечь к себе внимание.
По крайней мере, у Людмилы сложилось именно такое впечатление после того, как ей пришлось подниматься с земли в четвертый раз за последний час. Она так злобно выругалась, что Шолуденко весело захлопал в ладоши и заявил:
— Ни один кулак не поносил меня словами, которыми вы только что приветили несчастный корень. Ладно, не буду спорить, он сам напросился.
Людмила стала пунцовой. Шолуденко фыркнул, и она поняла, что он заметил ее смущение. Что бы сказала мать, если бы услышала, как ее дочь ругается, точно… ну… никакого подходящего сравнения на ум Людмиле не приходило. Два года в Красной армии сделали ее такой грубой, что она порой сомневалась, сможет ли нормально жить, когда наступит мир.
Когда она высказала свои мысли вслух, Шолуденко развел руки в стороны, как будто пытался охватить весь мир вокруг себя. Затем показал на глубокие, заполняющиеся водой колеи, оставленные танками ящеров.
— Пусть сначала наступит мир. А потом будете волноваться по поводу пустяков, — сказал он.
— Да, вы правы, — согласилась с ним Людмила. — Судя по тому, как развиваются события, война никогда не закончится.
— История это всегда борьба — такова природа диалектики, — напомнил ей одну из доктрин марксизма офицер НКВД. Но в следующее мгновение он снова стал самым обычным человеком. — Однако я бы не возражал, если бы борьба была не такой беспощадной.