Отыщите меня
Шрифт:
Был бы жив отец, разве бы Юрка так маялся! Сразу бы лишние тряпки нашлись и на все другое не поскупились бы, да и мамка была бы куда добрее. Отец сам ни разу не тронул Юрку и мамке не давал. Он погиб лютой зимой на финской войне…
Недавняя гроза прошла по Ижовке большой бедой, большое опустошение принесла. Столько разрухи наделала, что народ никак очухаться не может.
В тот день собрался Юрка чуть свет на рыбалку в рему.
Пошли с утра, вчетвером. Собрались на заимке у коровников, где всегда червей в навозе копали.
Утром рема дышит свежестью и прохладой, от ветвей падают густые
Никакого, конечно, здесь чудища нет, просто воображаешь и страху на себя нагоняешь. Юрка передвинул поплавок выше, чтоб опустить крючок на донный клев. Сом наверх не выходит, он у самого дна плавает и ворочает усами, отыскивая добычу. Сухой сучок на коряге неожиданно с хрустом обломился, нога сорвалась и бултыхнулась в воду. Раздался зловещий всплеск, со страху Юрка заорал на всю рему:
— Ой, мамка-а!
Быстро уцепился руками и, бросив удочку, сиганул на берег.
— Да что там у тебя? — негромко и спокойно донеслось из кустов, с другой стороны омута.
— Да сом огромадный потащил!
— Да врешь? — кричит Генька Морозов.
— Да ей-богу!
— Да где?
— Да в омуте!
— Да как?
— Да никак, удочку на дно утащил.
— Да покажь! — Генька выскочил из кустов, прибежал, глаза вытаращил.
— Да смотри… — Удилище спокойно лежало на воде рядом с корягой.
— Да брешешь ты все!
— Сам брешешь!
Удочку достали, и рыбалка продолжалась.
Недалеко от берега нарушил тишину громкий всплеск, и по темной воде разбежались круги. Неожиданно вода стала бурой, вокруг все потускнело, будто тень опустилась на лес. В камыше за кустами и деревьями солнца не видать, хотя вроде бы до вечера далеко и уходить рано еще. Юрка резко свистнул. Громко стали окликать друг друга. Вскоре все вышли и собрались на просторной полянке. Тут-то и увидели над ремой черную тяжелую тучу, ползущую по небу бурым медведем с вытянутыми лохматыми лапами. Она закрыла солнце и заполонила уже половину неба. Потемнела и зарябилась холодной чешуей вода в омуте. Генька стал сговаривать вернуться в Ижовку. Без спора согласились.
Быстро смотали удочки, гуськом пошли по прибрежной тропке. Сквозь поредевшие кусты открывалась степная равнина. Вдали вытянулись летние фермы и скотные дворы.
Еще несколько минут назад было вроде посветлее, а сейчас в рему будто заползла ночь. Кусты стали черными. Вдалеке полосовали мир острые молнии, разламывали небо огненными трещинами и стрелами вонзались в землю. Сизая туча надвинулась и повисла над ремой.
Треснул гром, грохнул раскатами, и забуйствовало вокруг.
Казалось, что не выдержит небо и вся эта черная тяжесть рухнет вниз, придавит землю.
Дальше пацаны идти испугались, присели под деревом.
Рванул сильный ветер, и лес склонился в диком поклоне. Оглушительно громыхнуло еще раз, и тут-то мир
Земля вздрагивала и гудела.
Огромные пыльные вихри поднимались над степью и уносились высоко в небо. Оторвались и взлетели вверх крыши ферм и скотного двора, в мгновение разлетелись в стороны. Пятистенный домик пастухов и скотников перевернулся набок и покатился, рассыпаясь по бревнам.
Все виделось, как на цветной картинке, в неожиданных озарениях и вспышках молний.
Ребят охватил страх. Не сговариваясь, бросились на землю, обняли кусты, чтобы не унесло вихрем. Кто-то с испугу неистово крестился и причитал. Толком не понять, откуда такое дикое наваждение.
Острый ветер будто стрижет наголо кроны беззащитного леса.
Рядом Генька орал во всю глотку:
— Ой-ёченьки!.. Ой-ёченьки!.. Ой-ёченьки!..
Большое старое дерево напротив треснуло и раскололось. Из кривых и кряжистых корней, что вцепились в крутой берег, выскочила рыжая облезлая лиса и заметалась обезумевшая. Вспышка молнии осветила нору. Оттуда, из черной глубины, выбежали три лисенка и бросились наутек, кто куда. Один подбежал совсем близко, и Генька с перепугу еще громче заблажил.
Лисенок ткнулся в бок Юрке. Пришлось осторожно прикрыть его локтем, прижать к животу. Лисенок дрожал лихорадочно и скулил. Толстый, неуклюжий, оранжевого цвета, с темно-синими кончиками ушей. Юрка загородил его ладонью, и у самого страх куда-то пропал.
Ударили первые крупные капли дождя. Похожие на град, звонко и сильно, точно пули или дробь. Сразу же обрушился ливень, будто опрокинулась на землю бездонная небесная лохань. Потоки воды заволокли пространство, воздух превратился в стеклянную пелену. Бугорок, на котором мальчишки лежали под деревом, в момент опоясался водой и походил теперь на островок. Сколько продолжался этот ад, мудрено было угадать, но вдруг враз все стихло. Опадала мелкая морось с листьев, бурлящие потоки куда-то провалились. Ветер постепенно утихал и носился уже по верхушкам деревьев.
Лисенок тихо скулил, точно стонал от боли. Потом вывернулся из-под руки и побежал прочь. Догонять не стали. Юрка вскочил на ноги мокрый и продрогший. Зубы беспрерывно стучали, скулы стягивало судорогой.
Молча отправились домой, вышли из ремы, побрели по открытой степи. Возвращались без рыбы и удочек: где их было найти в этакой круговерти.
От фермы и скотных дворов ничего не осталось. Валялись в разных концах бревна, доски и жерди.
Ветер все еще гулял по полю, набегал играючи и уносился к реме, оставляя холод.
Тучи над головой походили на темно-синее стеганое одеяло, толстое и сморщенное. Изредка освещаясь грязным красным цветом, незаметно уползали к лысым холмам у горизонта.
Юрке очень хотелось есть, обогреться и спрятаться в сухую постель.
Брели к Ижовке медленно и молча. Когда подходили к деревенской заимке, тучи порвались и раздвинулись. В просвет выглянуло солнце.
Открытую всему свету Ижовку трудно было узнать: кругом разруха, как после побоища. Без крыш, с высоко торчащими трубами стояли израненные дома. В беспорядке разбросаны стропила, телеграфные столбы, кровельное железо, всюду солома, доски, щепа. Стекла в окнах выбиты, болтаются на шарнирах оторванные или сломанные ставни. На другом конце деревни поднимался над избами грязный дым, тушили пожар.