Отзовись!
Шрифт:
Заваривается кутерьма. Стреляют все и вся. Головной танк юзом сполз назад. Из него повалил дым.
Ухудшается видимость.
— Места другого не нашёл, в сторонке сгореть не мог, Гитлер паршивый! В блиндаж! Немедленно!
Разлука безропотно подчиняется.
Скверно, что дым тянет в нашу сторону. С каждой секундой небо всё плотнее заволакивается бурлящим смолистым облаком. Из дыма торчат короткие руки вётел с растопыренными пальцами, будто деревья в плен сдаются.
В
Посреди квадратной комнаты — на столе чашки с дымящимся кофе. Глухое тиканье часов размером с одностворчатый шкаф. В настенной рамке тускло блестят на поблёкшем бархате фамильные ордена и медали.
Мы остановились у раскрытой двери, не решаясь переступить порог, как непрошеные гости.
Всё здесь чужое: и стол с кофейным сервизом, и кабинетные часы, и потомственные военные регалии.
— Вот они как живут… — Протянул Разлука не то с удивлением, не то разочарованно. Он шаркнул сапогами о половик и ступил в комнату.
Послышался странный шорох. Гомозов метнулся к двери, что вела в другую комнату, прижался к стене за косяком и, изготовив автомат, крикнул: «Выходи!»
Никто не отозвался. Тогда я шагнул вперёд и потащил на себя ручку. Тут же я толкнул дверь обратно и подпёр её плечом. За дверью бесновался огромный волкодав.
Разлука дал короткой очередью прямо в дверь, и всё затихло. Только часы малиново отзвонили четверть.
— Пошли отсюда, — не поднимая глаз, с тоской попросил Разлука.
Через несколько дней я случайно подслушал драматическое повествование Разлуки о схватке с разъярённой сворой — сворой! — волкодавов. Разлука живо описал картину кровавой битвы — доказательством служили швы на спине шинели.
Когда я докладывал командиру дивизиона о пленении двадцати пяти немцев, командир, откровенно посмеиваясь, уточнил:
— Это не там, где вы, как рассказывают, отбивались от своры овчарок?
Схватка в траншее уже тоже считалась выдумкой.
Немецкая цепь возникает из смоляного облака столь внезапно, близко, что мы едва успеваем приложиться к автоматам.
Гомозову удалось сдвинуть крышку переднего люка.
Я пристроился у пробоины в боковой стенке.
Идут в ход гранаты, принесённые Разлукой.
Уцелевшие «гитлеры паршивые» залегли и поливают нас автоматным огнём.
Секретный наблюдательный пункт превращается в броневую точку, защищённую, но неподвижную.
Придётся убираться, и как можно скорее, но пока об отходе и речи быть не может — перестреляют. Надо выждать удобного момента, если такой ещё представится…
В лобовой
Сейчас батарея выпустит ещё по два снаряда из каждого орудия и замрёт до новой команды, а её не будет.
Снаряды отрывают лоскуты от дымовой завесы. Едва она успевает отрасти, гремит новая серия взрывов. Опять затягивается удушливый мрак, теперь надолго. Связи нет.
Дым вот-вот поглотит наше убежище, и мы уйдём. Вдруг на автостраду обрушивается ещё одна батарейная очередь. Ещё и ещё.
Ошибиться невозможно: кто-то повторил мою команду на НЗО-5. Разлука, конечно. У Есипова «фантазии нет». Разлука точно подметил.
В огне разрывов видны немцы. Они были совсем близко, в нескольких шагах от нас. Никуда бы мы не ушли. Теперь они останутся здесь…
Пищит зуммер. Даже я слышу, ушам легче стало.
— Есипов докладывает! — надрывается трубка. — Разлука сказал! Новый пункт для вас! выбрал! левее! Он туда! связь потянул!
Умница ты мой, Разлука! Всё понял, всё сделал, как надо.
— Отходим!
Сперва выбирается Гомозов, за ним я. Скатываемся по крутому откосу дорожного полотна, переводим дух и бежим что есть сил влево искать Разлуку.
Гомозов натренированным чутьём разведчика безошибочно угадывает место нового наблюдательного пункта, у перебитой ветлы. Там уже залегли трое наших. Они не оглядываются и не видят нас. Каски часто-часто дрожат, плечи трясутся от прижатых к телу автоматов. Неожиданно один из солдат рывком выскакивает наверх. Он что-то кричит и бросается вперёд, угрожающе потрясая гранатами.
Круто сворачиваю и взбегаю по насыпи, валюсь ничком у самой кромки.
На противоположной стороне, прячась за вётлами, осторожно крадётся танк. Вот он качнулся и замер. Куцый ствол пушки нацеливается на нашу самоходку. Мы вовремя выбрались из неё.
— Назад!
Разлука не слышит, бежит прямо на танк. Бежит во весь рост, открыто, вызывающе. И это не дикое безумие, не отчаяние смертника. Это отвлекающий манёвр.
— Разлука!
— Разлука! — во всю мочь богатырских лёгких вторит Гомозов.
Все напрасно. Разлуку уже нельзя остановить, нельзя воротить назад.
Его заметили. Обдирая до искр бетон, танк спешно разворачивается навстречу неотвратимой опасности. Строчит пулемёт. Пули свистят над нашими головами. Разлука метнулся влево.
— Заманывает, — хладнокровно комментирует Гомозов. Солдатский азарт на миг заглушил в нём тревогу за товарища.
Танк крутнулся вслед за человеком с гранатами, но тот ушёл ещё левее, а танку мешает толстая ветла. И пока танк сдаёт назад, чтобы обойти препятствие, Разлука, теперь уже пригнувшись, мчится прямо на него.