Отзвуки серебряного ветра. Мы — есть! ("Честь"+"Вера")
Шрифт:
Артемий смотрел на собственный рукав, на котором горело три полоски. Самое странное, что у остальных троих приятелей то же самое. Если честно, он не слишком понял, что здесь такое происходит. Учитель в церковно-приходской школе когда-то давно рассказывал что-то о звездах и других мирах, но шебутные мальчишки пропустили его рассказ мимо ушей. Понятно только, что домой не вернуться, краснюки не простят. А эти Аарн зовут на службу людей, у которых три полоски. Да и то, никогда ни он, ни Пашка не бросили бы раненого товарища по оружию умирать. Сами бы подохли, но дотащили до своих. Он снова покосился на ухмыляющегося в усы Михал Петровича и вспомнил, как еще мальцом вместе с ватагой пацанов бегал за бравым казаком, когда тот возвращался
— Господа! — снова заговорил лор-капитан. — Мы никого из вас принуждать ни к чему не собираемся. Решение за вами. А сейчас вам хочет сказать пару слов генерал Гласс, военный министр Конфедерации Фарсен.
Вперед вышел плотный, черноволосый мужчина лет шестидесяти, одетый в темно-зеленую, пятнистую форму с незнакомыми погонами с одним золотым листом. Его кожа казалась слегка желтоватой, глаза неожиданно ярко-зелеными.
— Здравствуйте, господа офицеры! — негромко сказал он, но его услышали в каждом уголке амфитеатра.
— Здравия желаем, господин генерал! — единым порывом встали на ноги тридцать тысяч человек, было в этом генерале что-то такое, что заставляло подчиняться ему охотно, не прекословя.
— Вольно, — добродушно проворчал он, и офицеры постепенно расселись. — Как вы знаете, несколько месяцев назад в нашем мире закончилась война. Страшная война, в которой погибло больше половины населения. Четыре миллиарда человек. Мы искренне благодарны нашим друзьям из ордена Аарн, пришедшим к нам на помощь в тяжелую минуту. Сейчас мы отстраиваемся, заново учимся жить в мире. Однако мир миром, а армия должна быть сильна. Мы не хотим повторения случившегося и отдадим ради этого все. Но Фарсену катастрофически не хватает людей. Особенно, опытных и толковых офицеров. Мы рады предложить желающим гражданство Конфедерации. Даже, если эмигранты не захотят служить в армии. Офицерам же предлагаем очень хорошие условия. Высокое жалование, бесплатное медицинское обслуживание, бесплатное жилье для них и их семей. И масса иных льгот. Холостым будет нетрудно найти себе пару, молодых женщин осталось в живых чуть ли вдвое больше, чем мужчин. Если кому что неясно, прошу задавать вопросы.
— Вы сказали о семьях, господин генерал, — встал какой-то высокий, худой офицер с погонами подполковника. — Но многие из нас не знают, где наши семьи, живы ли наши родные. Мы не можем уехать, пока не будем знать, что с ними.
— Никаких проблем, господа, — снова вышел вперед лор-капитан. — Ваших родственников найдем и вытащим мы. Для примера. Господин подполковник, прошу вас как можно тщательнее вспомнить лица ваших родных. Также прошу дварха станции помочь в поисках.
— Сделаю, — снова проворчал голос с потолка. — Меня, кстати, зовут Фарнарх, а не дварх станции, драгоценный наш альфа-координатор.
— Приношу свои извинения, Фарнарх, — ухмыльнулся тот. — Постараюсь исправиться.
— От тебя дождешься, — иронично фыркнул тот. — Скорее мета-корабль у нас политического убежища попросит. Ладно, к делу. Господин подполковник, повторяю просьбу альфа-координатора. Вспомните, пожалуйста, лица ваших родных.
— Вспоминаю, — пожал тот плечами. — Но зачем?
— Сейчас увидите, — ответил Фарнарх.
Пару минут длилось молчание.
— Так, кое-что нашел, — снова заговорил дварх. — Вашего старшего брата и его жены нет в живых. Но ваша племянница, мать и жена живы. Сейчас они находятся в городе Рязань. Кстати, поздравляю. Два года назад у вас родился сын.
В воздухе вспыхнуло изображение небогатого домишки. В комнате с облупленными стенами почти ничего не было, только стол, несколько табуреток, сундук и большая железная кровать. Топилась буржуйка. Около стола сидела молодая женщина с седой прядкой, выбившейся из-под платка, и что-то рассказывала двух-трехлетнему мальчишке с большими черными глазами. Она была одета в когда-то приличное платье, сейчас выглядящее сущими обносками. Неподалеку от нее съежилась на сундуке мрачная девочка лет четырнадцати и что-то шила. В этот момент в комнату зашла пожилая женщина с парящим чугунком в руках. Она что-то сказала и поставила чугунок на стол.
— Мама… — с трудом выдавил из себя подполковник. — Господи, как она постарела…
— Если хотите, мы можем немедленно отправить за вашими родственниками людей, — предложил лор-капитан. — Хотя вам лучше пойти, вряд ли ваши женщины поверят незнакомцам.
— Так я могу забрать их с собой?! — расширились глаза подполковника. — Благодарю! Тогда я полностью ваш! Ради того, чтобы они в безопасности жили, я все сделаю! Что там нужно говорить? Арн ил Аарн, что ли?
Офицеры зашумели. Они были потрясены — вот так вот, без каких-либо усилий Аарн взяли и нашли оставшихся в живых родных подполковника? И говорят, что можно забрать их с собой? Многие сомневающиеся сразу приняли решение. Такой невероятный шанс упускать никак нельзя. Ведь большинство из них и не надеялось когда-нибудь увидеть своих родителей, жен, братьев, сестер, детей. Они просто шли и дрались до последнего. Даже зная, что дело безнадежно проиграно, что шанса на победу нет, дрались. Честь не позволяла поступить иначе. А те, у кого чести не имелось? Это был их собственный выбор, таких офицерское братство попросту игнорировало. Многие вообще считали себя уже мертвыми и шли в атаку в рост, с папироской в зубах, плюя на все, не кланяясь пуле. Но оставшимся в живых пришлось задуматься о будущем. И мысли эти веселыми не были. Красные объявили после победы об амнистии и потребовали от служивших в армии Врангеля зарегистрироваться. Немало людей поверили и пошли в регистрационные пункты. Увы, их иллюзии оказались разрушены очень быстро. За первую неделю владычества большевиков в Крыму было расстреляно больше тридцати тысяч человек. Не жалели никого. И вдруг обреченных людей спасают. Кто-то, обладающий такими возможностями, что становилось страшно. Кто-то чужой, пришедший извне. Естественно, что они никак не могли этому кому-то поверить. Много красивых слов можно сказать, но один пример с родными подполковника убедил людей куда как надежнее. Около тридцати тысяч человек в гробовом молчании смотрели, как в стене обшарпанной комнаты завертелась черная воронка, и из нее буквально выпрыгнул подполковник. Он кинулся обнимать мать, жену, племянницу, подбрасывать в воздух орущего мальчишку, испуганного видом незнакомого дяди. Потом что-то сказал, женщины кинулись собираться и вскоре, перекрестившись, вошли в воронку, оказавшись в просторной, пятикомнатной каюте. После этого изображение погасло.
— Извините, господа, — сказал лор-капитан. — Невежливо дальше наблюдать. Пусть люди, так давно не видевшие друг друга, побудут наедине.
— Конечно, — ответил кто-то. — Так вы поможете и нам найти родных?
— Живых найдем. Такую помощь мы окажем даже отправляющимся в эмиграцию. Жестоко не помочь, если имеешь такую возможность.
— А может, не надо эмиграции? — прогудел генерал Гласс. — Фарсен готов предоставить шанс даже проштрафившимся, господа! Вот вы, господин капитан? Если вам дадут шанс искупить свою вину, станете ли вы поступать по-прежнему?
Он внимательно смотрел на того самого капитана, о подлостях которого рассказал альфа-координатор.
— Господин генерал! — вскочил тот на ноги. — Да я… Никогда больше! Я…
— Вы уверены? — внимательно посмотрел на генерала лор-капитан.
— Да! — рявкнул Гласс и незаметно подмигнул.
— Это вам решать, — пожал плечами тот и ухмыльнулся, понимая, что с однополосочных на Фарсене не спустят глаз и не позволят занимать высоких постов.