Отзвуки серебряного ветра. Мы – есть! Честь
Шрифт:
– Мальчик, спасибо тебе! – лихорадочно, захлебываясь словами, заговорила женщина, продолжая прижимать к себе дочь. – Ты… Ты – герой!
– Да чего там… – смущенно пробормотал Тартик. – Какой там герой…
– Герой! – подтвердил Барлик, присев возле него и перематывая бинтом порезанную руку. – Ты меня прости, парень… Я думал, ты сволочь, а ты, оказывается, настоящий! Настоящий человек!
Тартик зарделся. Вот это действительно было приятно. Дварх-майор извинился перед ним! А потом вообще начались чудеса. Откуда-то взялись инферы, Тартика фотографировали, о
– Ты меня действительно прости, – снова подошел к нему Барлик. – Я думал, ты слабак, а ты сильный. Настоящий.
– Слабак?! – от возмущения Тартику даже перехватило дух. – Когда это я слабаком был?!
– Ты вел себя, как слабак, – приподнял брови директор. – Сильный никогда не боится показать своей доброты и помочь нуждающемуся в помощи. Показать доброту боится только слабый. Думая, что сила – это жестокость, он обманывает сам себя.
– Сильный никогда не боится показать своей доброты… – ошеломленно повторил Тартик, чем-то эти слова задели его до глубины души.
Это что же получается? Он думал, что действует, как сильный человек, а на деле поступал, как последний слабак? Ой, стыдно-то как… Давно ведь ощущал, что делает что-то неправильное, нехорошее, но понял только сейчас. Сколько раз ему хотелось помочь кому-то, но он заставлял себя проходить мимо, думая, что помогать – значит плодить слабаков.
– Но ведь тот, кому помогаешь, остается слабым… – поднял он взгляд на Барлика.
– Это зависит от того как помогать, – улыбнулся тот. – Ты заметил, что Ленни и его друзья постепенно становятся сильными? Я помогаю им научится быть сильными и добрыми. Конечно, если человека только выручать из всех бед, он станет слабым. А что, если научить его выпутываться из бед самостоятельно? Научить верить в себя?
– Он станет сильным… – ошеломленно пробормотал Тартик. – Я понял, спасибо! Он станет сильным!
– Ты просто немного неправильно расставил приоритеты, – рассмеялся Барлик, похлопав мальчишку по плечу. – Твой способ срабатывает очень редко, люди ведь разные. И легко можно добиться обратного тому, чего хотел. Приходи лучше вечером на тренировку, научу всему, что смогу. Узнаешь, как из слабых становятся сильными. Теперь можно!
– Правда? – не поверил Тартик. – Приду. Обязательно приду!
Сержант шел за ними и хмыкал себе под нос. Способ, разработанный им на пару с директором, был довольно жесток, но он сработал. Удалось-таки прорваться сквозь скорлупу к душе этого мальчика. Где только Барлик нашел карлицу, сыгравшую роль девочки? По ее движениям Вальгер сразу понял, что перед ним взрослый человек. Хорошо тренированный взрослый человек. Тартик, конечно, этого понять не мог. И слава Благим, не нужно ему знать ни о чем. Главное, что после такого потрясения он способен прислушаться к чужим словам, не отбрасывая их сразу, как делал прежде. И прислушивается. Уже понятно, что не останется прежним.
Вечера Тартик ждал с величайшим нетерпением и не находил себе места. Он очень много думал и все больше понимал, что Барлик прав. Что пытаясь сделать слабых сильными, он сам делал их еще более слабыми. Что издевательства никогда не помогают, что они только заставляют человека стать забитым и ничтожным. Ясно теперь, почему все вокруг воспринимали его как сволочь. Как наслаждающегося чужой болью и чужим горем. Но Тартику никогда не доставляли удовольствия чужие слезы! Он только хотел… Эх, снова запутался.
Прибежав на полянку, где обычно тренировались ученики дварх-майора, он нашел там только самого Барлика и удивился. Тот сидел на скамейке и почему-то выглядел очень грустным.
– Садись, малыш, – похлопал он скамейке рядом. – Мне нужно кое-что рассказать тебе…
Ничего не понимающий Тартик сел рядом с директором.
– Ты, наверное, думал, что мама тебя бросила? – негромко спросил тот. – Это не так…
– А почему она тогда за три года ни разу не приехала?! – сразу ощетинился мальчишка, сверкнув исподлобья глазами.
– Через два дня после того, как отчим оставил тебя в детском приемнике, он напился до беспамятства, – тяжело вздохнул Барлик. – И разъяренный вопросами твоей мамы о тебе, принялся ее избивать. Когда в квартиру ворвалась вызванная соседями полиция, твоя мама была уже мертва… Прости малыш, но ты должен знать правду. Я только сегодня это выяснил.
Мама умерла?! Маму забил до смерти тот самый скот, который сдал его сюда? Мамы больше нет? Тартик пытался вдохнуть, но не мог. Значит, мама его не предавала?! Значит…
– Мамочка моя! – вырвался из груди двенадцатилетнего мальчишки отчаянный вопль. – Прости меня, родная!
Он уткнулся в обнявшего его Барлика и принялся колотить того кулаками по груди, отчаянно, взахлеб рыдая. Директор гладил его по голове и что-то шептал, пытаясь утешить. Но особо не трогал, понимая, что Тартику нужно выплакаться.
– Пойдем, положим цветы на ее могилу, – негромко сказал он, когда мальчик немного успокоился.
– Да… – сквозь слезы выдавил тот. – Пойдем…
Внезапно Тартик поднял голову, его глаза загорелись яростью.
– А что с этой сволочью? С убийцей?
– Через три месяца после убийства его казнили в газовой камере главной следственной тюрьмы столицы, – ответил дварх-майор. – Поскольку убийцу взяли на месте преступления, правосудие не стало долго тянуть с возмездием.
– Слишком легкая смерть… – скрипнул зубами мальчик. – А мне никто ничего не сказал…
Он снова заплакал и плакал еще довольно долго. Потом впереди завертелась воронка гиперперехода, и они оказались у входа на одно из кладбищ столицы. Купив два больших букета траурных белых цветов, Барлик снова открыл гиперпереход. Мать Тартика похоронили в самом дальнем углу, где обычно хоронили нищих и бродяг. Пешком туда пришлось бы идти добрых два часа.