Шрифт:
Annotation
История про девочку-музыкантшу, которая чуть не довела бедную бабушку.
Кононова Алина Владимировна
Кононова Алина Владимировна
Отзвуки ярости
Вещей
Из старой тумбочки я вытащила целую кипу - рабочие, старые, забытые... Я разбирала их: часть выкинуть, часть взять с собой, когда в комнату вошла мама.
В комнату. Не "мою комнату", а просто комнату. Нужно было начинать привыкать уже сейчас.
– Тебе помочь?
На ней был яркий халат с маками - подарок отца. Волосы с проседью собраны в пучок, в руке чашка чая.
– Мне нужна коробка, - негромко ответила я, кивая в сторону большей стопки нот.
– Эти я возьму.
– Сейчас-сейчас... А его брать будешь?
– и она показала на Крока.
Крок - пугающее творение китайской промышленности - сидел на тумбочке. Мягкая игрушка-крокодил высотой с мой локоть - мне его папа из Москвы привёз лет двенадцать назад. Зелёная ткань потускнела, но пластмассовые глаза всё ещё задорно блестели, а уголки пасти были хищно приподняты, и короткие лапки тянулись вперёд.
Он был страшным, но как же я его любила.
– Возьму, - ответила я.
– Сейчас принесу коробку.
Мамины тапочки мягко шлёпали по линолеуму. Я собрала ноты в две стопки, прислушиваясь к звуку шагов и шелесту бумаги, а потом тоже прошла на кухню.
Стоя на табуретке, мама копалась в груде пустых коробок, складированных на шкафах. На меня она старалась не смотреть.
Прислонившись к косяку, я попыталась говорить как можно ровнее:
– Я всё равно буду приезжать каждую неделю. И звонить каждый день. И вы приезжайте в гости, обязательно.
Она молчала, и я попробовала последний аргумент:
– Я вас очень люблю, но нельзя ведь вечно жить с родителями.
Мама медленно спустилась с табуретки. В руках она держала старую коробку из-под обуви.
– Вот будут твои дети уезжать из дома, поймёшь, - сказала она.
Ноты влезли в коробку. Я натянула лямки футляра на плечи и локтём прижала к себе Крока. Мама не стала меня провожать.
Стоя в лифте я тихо, так, что звук потерялся в шуме кабины, сказала ему:
– Вот и новая жизнь начинается.
Крок ничего не ответил.
Я только училась открывать замок. Ключ провернулся в скважине с третьей попытки, издав резкий, скрежещущий звук.
Меня встретили тишина и нераспакованные вещи. Квартира выглядела нежилой и запыленной, но нужно было привыкнуть.
Теперь она стала нашим домом.
Посадив Крока на кровать, я принялась разбирать вещи. Старый гарнитур на маленькой кухне вместил мою посуду. Скрипящий шкаф в углу единственной комнаты - одежду. Стола не было, я только собиралась его купить. Только большой подоконник, на котором я разложила ноты и оставила ноутбук.
Скрипнув, открылась форточка - окно тоже старое, ещё деревянное. Вид был на оживлённый проспект, но дом стоял достаточно далеко, чтобы шум не мешал, но был ненавязчивым фоном.
Размяв пальцы, я открыла футляр и достала свой альт-саксофон.
Мы играли в джаз-клубе через три дня, и мне стоило бы порепетировать. Мы - небольшой оркестр, в котором я работала. Платили не слишком много, но с парой подработок хватало на еду, новые нотные тетради и съём этой вот квартирки. Маленькой, в старом доме и не самом центральном районе, но своей.
Репетировать не хотелось. Я включила микрофон на ноутбуке и потянулась к шпингалетам. Они поддавались с трудом, но я всё же открыла одну створку. В комнату влетел порыв свежего ветра. Ноутбук записал скрип дерева и звук осыпающейся краски - отличное вступление.
Поднеся мундштук к губам, я попыталась представить мелодию. Что-нибудь светлое и оптимистичное, как майский день за окном. Со спокойным ритмом, как поток машин, уходящий вдаль, к другим улицам, домам и перекрёсткам.
Сделав глубокий вдох, я начала импровизировать.
Сначала было сложно, я тормозила, не зная, что делать дальше. Но мелодия захватила меня. Движения пальцев, дыхание - всё начало складываться, будто я получала ритм не из своей головы, а откуда-то из космоса.
Я только вошла в раж, только почувствовала в себе тот порыв энергии, что позволяет играть что-то невероятное, не зная нот, придумывая на ходу, как в стену забарабанили. Кто-то с другой стороны усиленно работал кулаком... Нет, чем-то твёрдым, вроде скалки.
Может, будь у меня больше опыта или наглости, я бы приняла это за работу ударника и подстроилась под ритм. Но я только выпустила мундштук изо рта и уставилась на оранжевые обои.
Стук не прекращался - быстрый и злобный. Я опустила инструмент и посмотрела на Крока, сидящего на кровати. Тот молча смотрел в ответ.
"Ну и что?" - беззвучно спрашивал он.
– "В это время шуметь можно. Ты, конечно, можешь и прекратить, и сидеть без дела и без музыки, без импровизации, которая только начала получаться. Не глупо ли?"
И то верно, подумала я, и резко выдохнула в мундштук.
Низкий, торжествующий звук разнёсся по квартире. Ещё несколько быстрых, истерических ударов, и всё стихло.
Остались только я, Крок, и моя музыка.
***
Из всего оркестра я особенно дружила с Ниной, игравшей на трубе. Мы вместе ходили по магазинам, выискивая чёрные брюки и рубашки, делились новостями и пили после выступлений.