Out of afterlife
Шрифт:
— Что с девкой? — пират отхлебнул из горла пива, даже не глядя на Кармона. Он наблюдал за тем, как два пирата переругиваются на северной вышке. Интересно, это закончится поножовщиной или все спишут на неудачную шутку.
— Вроде, стабилизировалась, — пожал плечами тот.
— Я, бля... Я про... в общем, что это за хуйня вчера была?
— Чего это тебя так интересует, Монтенегро? — Кармон хмыкнул. — Влюбился, что ли?
— Ёпт... — Ваас перевел взгляд на ассистента. Во взгляде этом читалось желание свернуть ему шею, а его глазные яблоки выкрасить в зеленый
— А... Ну, ясно, — Кармон уже неприкрыто ржал.
— Слушай, не трахай мне мой нежный мозг еще и поутру, Кармон, — Ваас обернулся, глядя на закрытую дверь в надежде, что профессор еще спит. — Я серьезно, окей? Ты тоже давай серьезно, окей? Мне с вашим объектом вообще-то под пули лезть, не хотелось бы, чтобы эта хуйня вот так вот неожиданно начиналась. Улавливаешь мысль?
— Это неизбежно, командир, — ассистент похлопал себя по карманам халата, потом вздохнул, словно беззвучно ругая себя за какой-то прокол. — Сигареты есть? Я вспомнил, что уже лет пять не курю, но на этом ебанутом острове уже сам своим обещаниям становишься неверен.
Ваас молча протянул ему пачку сигарет и зажигалку. Кармон затянулся, прикрыл глаза и медленно выдохнул дым. Он решил рассказать все, потому что он не такой ублюдок, как Фун Ко, надо просто проявить терпение, пока он соберется с мыслями. К счастью для него, Ваас сегодня с головной болью и выбивать зубы никому не планировал, во всяком случае, пока болит голова.
— Препарат “Экстреманабатин” имеет пока что временное воздействие на организм. И чем ближе смерть испытуемого, тем он слабее действует, — ассистент стряхнул пепел с сигареты.
— Еще раз и для нормальных людей, пожалуйста.
— Умирает она, — коротко и чётко перефразировал мысль Кармон. — Препарат все меньше блокирует её сознание. Ты ведь скрывал какие-то её самостоятельные решения от нас, когда мы составляли отчёты, да?
— Вчера она сама интересовалась ракьят и сама приняла решение насчет бутылки с водой, — Ваас отпил пива. — По мне, так это ж, блять, очень даже неплохо.
— По тебе, Монтенегро. Сам же описал её, что без нашего разрешения она ничего делать не может. Мы ей разрешения не давали. Вот и вывод напрашивается, что препарат начинает давать сбои, а на прошлых образцах это означало верную смерть.
— А чего ей сдыхать-то? Она же вполне здоровая на вид сука.
— Экстрема... Бля... Препарат, короче, выводит из строя её чувства, такие как жалость, любовь и все остальное, чем люди забивают себе голову. За счёт освободившегося КПД он заставляет оставшиеся, необходимые для выживания, чувства, обостриться. Объект тебе решит любое уравнение высшей математики за минуту, если не меньше. Фун Ко посчитал, что для таких солдат одно из самых главных чувств — это чувство теории вероятности. Она за доли секунды рассчитывает вероятные события, будь то траектория следующей пули или куда улетит предмет от ударной волны. Благодаря этому Фун Ко надеется сделать чертовски везучих и разумных гавнюков, которые никогда не предадут того, за кого сражаются.
Ваас хотел было сострить насчет “разумности”
— Вот и получается, что препарат вмешивается в работу мозга, хотя это делать опасно. Мозг изучен плохо, а заставлять его работать как-то иначе, если это не заложено природой, считай тоже самое, что балансировать на канате над пропастью на одной ноге, жонглируя при этом ножами. Как только препарат перестанет контролировать мозг, организм объекта не сможет вернуться к своей нормальной жизни. Он начнет умирать. Медленно и мучительно.
— И когда это должно произойти? Когда, блять, всё закончится? — Ваас отшвырнул пустую бутылку в сторону, отобрал у Кармона пачку сигарет, и лишь с третьего раза у него получилось добыть огонь из зажигалки. Сейчас ему снова хотелось пристрелить профессора.
— Когда умрет? Препарат, если судить по отчетам прошлых экспериментов, продержится еще недели две, плюс-минус пара дней. А потом... — Кармон выдохнул. Тяжело, словно сейчас умирала на самом деле его дочь, а не посторонний человек. — А потом всё будет зависеть лишь от того, сколько сил хватит у её организма.
Разговор закончился, не успев толком начаться. Пират встал и просто зашагал прочь, не говоря ни слова. Его день начался охуенно “позитивно”.
Настроение Ваасу не могло поднять даже непонимание профессора, почему стоит кому-нибудь из пиратов его завидеть, как все начинают ржать, словно укуренные хомячки. Не обошла эта участь и его ассистента: тот вообще подавился похлебкой, и Митчу пришлось постучать несчастного по спине. Профессор, видимо, даже представить себе не мог, что его, заслуженного учёного и доктора наук Китайской Народной Республики и почетного гостя Кирата, могли разрисовать несмываемым маркером, пока он спал. Причем не просто нарисовать усы, брови, шрам, но и добавить ко всему этому великолепию член прямо на лбу, да еще приписать колкую фразу.
— С меня хватит! — профессор вышел из себя, швырнув в усмехавшегося Вааса первую попавшуюся под руки бутылку, однако тот без особой проблемы увернулся. Послышался звук бьющегося о стену стекла и тихий мат бармена, которому придется теперь подметать все это. — Это... Это... Это просто... У меня нет слов!
— Вы ведете себя как маленький ребенок! Shd`ag`e! Zh`e sh`i t`ai duo!* — вопил он, срываясь на китайский. — Майкл! Объясни ты этому головорезу, что так себя приличные люди не ведут.
— Я сомневаюсь, что Монтенегро приличный человек, — Кармон покосился на пирата и захихикал в кулак, пытаясь скрыть это кашлем.
— О, я пиздец какой приличный. Окончил школу благородных пиратов, — закивал Ваас согласно. — Бухаю, не забыв оттопырить пальчик, наркотой поделюсь с ближним, раздам свинца всем нуждающимся.
Профессор схватился за голову, словно у него началась чудовищная головная боль, и застонал:
— Я не могу работать в таких условиях! Мало того, что объект переходит в худшую стадию состояния из всех, так еще и вы... Вы, мистер Монтенегро... Ta ma de!* Какой, d`iy`u*, мистер... К вам даже так обращаться неприятно...