Ой, кто идет! (Исповедь маленького негодника-2)
Шрифт:
Вечер ознаменовался небольшим переполохом. Он принес видеокассету и никак не мог засунуть ее в видеомагнитофон. Так и мучился, пока не догадался достать оттуда мой кусок хлеба.
Он был в ярости. Я тоже. Этот хлеб так и остался простым хлебом и нисколько не поджарился. Значит, мой тостер не работает.
После завтрака Она опять посадила меня перед телевизором.
На этот раз я оказался свидетелем трогательной истории про динозавров. Они носили комбинезоны в красно-голубую клетку и ходили в школу. Все это было изображено с помощью
Неужели они хотят, чтобы целое поколение выросло в наивной уверенности, что динозавры:
а) существуют до сих пор,
б) ходят в школу и
в) носят красно-голубые комбинезоны?
Мама чрезвычайно озабочена. Ее волнует "обучение навыкам туалета". Я хотел было скаламбурить и сказать, что вряд ли возможно обучить туалет каким-нибудь навыкам, но боюсь, Она пока что не в состоянии дотянуть до моего умственного уровня. Конечно, ничего не поймет.
– Я тут читала свою книгу, – сказала Она вечером после ужина.
Такое начало никогда не сулило ничего хорошего. Папаша притворился, что ничего не расслышал, и уменьшил громкость телевизора, а я притворился, что самозабвенно забиваю пластмассовым молоточком пластмассовые ярко раскрашенные палки в пластмассовый ярко раскрашенный столик. Поскольку с самого начала эта "развивающая" игрушка не вызывала у меня никаких чувств, я подумал, что внезапная вспышка интереса к процессу забивания отвлечет Ее от неприятной темы.
Но не тут-то было.
– Я прочитала очень интересную вещь про обучение навыкам туалета, то есть про приучение к горшку, – гнула Она свое.
Он понял, что ничего не поделаешь, выключил звук и живо повернулся к Ней – с таким видом, как будто всю жизнь мечтал поговорить о сортирах и горшках. Какой лицемер! Он даже умудрился изобразить на лице выражение живейшего интереса.
– Да что ты говоришь, дорогая? – взволнованно спросил Он.
– Там написано, – объяснила Она, – что, хотя некоторые специалисты считают, будто приучать к горшку надо с двух лет, многие дети начинают проситься гораздо раньше, иногда даже около года.
– Да ну? – ахнул Он.
– И еще там написано, – продолжала Она, – что где-то к пятнадцатому месяцу ребенок начинает понимать и чувствовать связь между его субъективными физиологическими ощущениями и полученным продуктом.
Он бессмысленно поглядел на Нее. Ничего удивительного – это Его обычное выражение.
– Если можно, объясни, – попросил Он. – Какие субъективные ощущения и какой полученный продукт?
– Субъективные ощущения – это переполненный мочевой пузырь, кишечник и позывы, а продукт… э-э-э… – Она смущенно захихикала, – …продукт – это пи-пи или а-а.
Пи-пи или А-а? Это еще что такое? Похоже на имена мультгероев из детской передачи.
– Прости… Я опять не совсем тебя понял. (Иногда Он бывает непроходимо туп.) А что значит "чувствовать связь"?
– Ребенок начинает понимать, как связаны его субъективные ощущения с конечным продуктом…
– То есть с пи-пи или а-а?
– Вот именно. И тогда гораздо легче приучать его к горшку.
– Ах вот оно что, – протянул Он. И они оба повернулись ко мне. Я не шелохнулся. Я ничем не выдал, что прекрасно знаю, как связаны эти их ощущения и продукты. Как же не знать? С самого начала я понимал, что кряхтенье и потуги всегда приводит к влажному и теплому хлюпанью в области подгузника, но не хочу, чтобы они знали, что я это знаю. Я с большим удовольствием сохраню свое знание в тайне.
Утром снова смотрел телевизор. Показывали того дядьку с картонкой на пальце. Все еще мало похоже на мышку, но я, как ни странно, заинтересовался. "Хорошо бы узнать, – думал я, – как он распорядился туалетной бумагой?"
Положение становится угрожающим. Сегодня мамаша вызвала Джаггернаут. Кажется, я вполне ясно дал понять, что ни о каком выходе на работу не может быть и речи. Но тем не менее Она не оставляет попыток сплавить меня кому-нибудь и смотаться.
Она объявила, что собирается познакомить Джаггернаут с моим распорядком дня. Ну что ж… Я убедительно доказал, что никакого распорядка дня у меня не существует вообще. Я отказался от дневного сна, благополучно вытошнил всю кое-как съеденную еду и загадил добрую пачку подгузников.
Все еще надеюсь, что Джаггернаут ужаснется и обратится в бегство.
Но Джаггернаут непрошибаема. Ей на все наплевать. Не то что моя мамаша. Конечно, Джаггернаут же не нянчилась со мной с самого первого дня, и вообще я не ее ребенок. Мамочкины слабости я знаю как свои пять пальцев и поэтому могу манипулировать Ею, как хочу.
Например, когда я изображаю приближающийся обморок, удушье или неуклонно растущий жар. Она, хоть и видит это в сто первый раз, обязательно начинает впадать в панику и бежит проверять, все ли со мной в порядке.
С Джаггернаут этот номер не проходит. Она полностью игнорирует мою симуляцию или смотрит на меня красноречивым взглядом, как будто хочет сказать: вот подождем, а потом посмотрим, вправду ли у тебя высокая температура и вправду ли ты задохнешься, или понарошке?
Опять явилась Джаггернаут, и у моей мамаши хватило наглости отправиться без меня по магазинам. "Купить кое-что из одежды для следующей недели, – так Она это объяснила. – Мне все еще тесноваты вещи, которые я носила до родов".
Даже сознание того, что я-таки испортил Ей фигуру, не принесло мне обычной радости. Меня терзали мрачные подозрения. Что это значит – для следующей недели? Неужели Она так скоро собирается выйти на работу?
Прежде чем уйти в магазин. Она показала Джаггернауту мои любимые игрушки.