Ой, мамочки
Шрифт:
– Батюшки! – выдохнула я. – А бедняжку-то списали со счетов, объявив средненьким художником, который по-дилетантски занимался авиацией, анатомией и так далее и тому подобное. – Я едва удержалась, чтобы не спросить, не будет ли этот суп выпущен под маркой „Окорочка Джоконды“. Мой любимый супруг был явно очарован этой сектой гурманов. – С чего это Кулинары тебе написали?
Бен поднялся. Кровать тотчас вздыбилась, грозя опрокинуться. Я ухватилась за край, и комната вновь обрела нормальные очертания. Супруг мой стоял перед зеркалом туалетного столика и внимательно разглядывал свое отражение. В глазах его плясали изумрудные искорки.
– Элли, вот в этих руках я держу, – он взглянул на
– У тебя нет слов, верно? Единственный вопрос не дает мне покоя: почему именно я? – Он принялся вышагивать перед мраморным камином, причем каждый четвертый шаг приходился на скрипящую половицу.
Я обожаю этого мужчину. Он мой рыцарь в сверкающих доспехах. Бен спас меня от участи, которая хуже смерти, – презрения тетушки Астрид, слабо замаскированного под жалость: бедняжка Элли, так и не вышла замуж! Но порой его мужское самодовольство, неумело замаскированное под самоуничижение, чуточку раздражает.
Бен прекратил расхаживать взад-вперед и одарил меня своей самой чарующей улыбкой.
– Трудно поверить, да? Меня! Сына скромного зеленщика!
Родитель Бена столь же скромный, как управляющий нефтяной скважиной. Будучи владельцем зеленной лавки, Папуля мнит себя фруктово-овощным магнатом.
– Подумать только, как обрадуется твоя мамочка! – восхитилась я.
Скажу вам по секрету, Магдалина – ярая противница всех организаций, строящих свою деятельность не в строгом соответствии с канонами римско-католического права. Глупо надеяться, что все Кулинары – истинные католики.
– Элли, я все думаю: с чего это Кулинары вытянули из шляпы мое имя? Ну да, дела „Абигайль“ идут неплохо, но не в мировом же масштабе, а „Книге о вкусной и здоровой пище леди эдвардианской эпохи“ еще только предстоит сделать меня добрым другом каждой семьи.
– Ты себя недооцениваешь, – создавала я шумовое оформление.
Бен подался вперед, дабы дернуть меня за волосы. Однако, промахнувшись на несколько дюймов, продолжил мерную ходьбу. Проклятая половица по-прежнему скрипела при каждом четвертом шаге.
– Вся моя жизнь висела на волоске, а я даже и не ведал. Как по-твоему, Общество подсылало кого-нибудь из своих членов на контрольный ужин в „Абигайль“?
– Надо подумать.
Вцепившись в письмо обеими руками и прожигая его взглядом, Бен пытался разгадать тайный код послания.
– Помнишь, родная, я говорил тебе о том подозрительном типчике, что как-то заявился в „Абигайль“? В рыжем парике и с повязкой на глазу!
– Еще бы, я тогда до смерти перепугалась.
– О боже, Элли, он же притащился в тот самый день, когда Фредди забыл охладить салаты! – Бен исторг душераздирающий стон.
Фредди, чтоб вы знали, – это мой драгоценный кузен. Предполагается, что в ресторане он правая рука Бена. Нам пришлось пригреть Фредди на груди, поскольку он вполне достойно отнесся к тому, что дядюшка Мерлин оставил его с носом, завещав Мерлин-корт мне. Возможно, наедине с собой Фредди и колотил посуду в приступах ярости, но на людях он вел себя терпимо. Во всяком случае, ни меня, ни Бена выбросить из окна не пытался.
– Почему, скажи на милость, Кулинары не подослали своих шпионов в какой-нибудь из вторников? Ничто не сравнится с моим эскалопом – соус такой нежный, такой…
В былые времена, хотите верьте, хотите нет, я находила разглагольствования Бена о еде необычайно чувственными и возбуждающими. Теперь же я украдкой сунула в рот таблетку против тошноты. Бен любовно погладил письмо от Кулинаров, благоговейно приложился к нему губами, после чего убрал в карман.
– Милый, – встрепенулась я, вспомнив, что скоро придет пора мне вздремнуть, а я еще не вставала, – где же состоится твоя встреча с Кулинарами?
Бен потуже завязал пояс своего халата, не сводя взгляда с моего лица.
– Элли, штаб-квартира Общества находится в Соединенных Штатах Америки, – отчеканил он. – Где же еще, по-твоему, нам встречаться?
Я ошарашенно уставилась на него.
– Но…
– Элли, это же не край земли. Вспомни, как Джонас и Доркас чудесно провели время в Чикаго.
– Да, верно. – Я откинулась на подушки.
Мысль, что Бен уедет, повергла меня в легкий шок. Страдальческий вздох слетел с моих губ. Как же отчаянно я буду по нему скучать! Да и какая свежеиспеченная жена не станет роптать? Но ведь он будет отсутствовать не больше недели – в крайнем случае, две? Непрошеная волна эйфории захлестнула меня. Всего каких-нибудь несколько недель назад высшим блаженством для меня было делить с Беном постель. Теперь же мне надо очень постараться, дабы не выдать – восторженным блеском в глазах, – что я не так уж против уединения. Особенно по ночам.
Что за наслаждение – спокойно спать, не подпрыгивая и не проваливаясь в кровати всякий раз, когда ненаглядный повернется во сне или же приподнимется на локте, дабы проверить, как я там! О, а еще я смогу ранним утром прокрасться в ванную комнату и стиснуть в объятиях этот поганый кусок фаянса, и родной мужской голос не будет нежно курлыкать в дверную щель, что, мол, мы с каждым часом приближаемся к окончанию этого неприятного, но классического симптома.
Эйфория пошла на убыль. На смену ей явились неясные отголоски вины. Угрызения совести – это мой конек. Не я ли та самая женщина, которая всего два года назад, в преклонном возрасте двадцати восьми лет от роду, отдала бы тридцать лет жизни за двадцать минут наедине с мужчиной? Не я ли так мечтала о ребенке? Помнится, зажав в ладони четки, подаренные мне свекровью – якобы как сувенир из Ватикана, – я молилась, чтобы подопытный кролик сдох, пробирка перестала шипеть и пениться и на лакмусовой бумажке появилось заветное слово „Да!“.
Мой плодовитый герой! После того как мне пришлось убеждать его, задействовав все уловки и неглиже из моего репертуара, в том, что отцовство – это именно то, чего не хватает для полного счастья, Бен со страстью занялся претворением в жизнь означенного проекта. Изо дня в день он настаивал, чтобы мы правильно питались, занимались физическими упражнениями и думали по доктору Ламазу [1] . Помимо этого, Бен выделил специальные часы для разговоров с эмбрионом. Мой ненаглядный с точностью до секунды знал, когда нам следует общаться с будущим ребенком. И настолько увлекся, что взялся читать ему вслух, обеспечивая таким образом эмбриону умственное развитие на уровне гения, а то и выше. Лучший-В-Мире-Папочка, кроме того, свято верил в пользу пения младенцу. Жаль только, не ведал он, какой дикий ужас я испытывала, когда моему животу пели серенады, в то время как нутро мое бушевало, а путь до ванной казался тысячемильной пробежкой по раскаленным пескам Сахары. Обо всем этом Бен не имел ни малейшего представления, ибо я ему не рассказывала.
1
Ламаз – французский врач, по имени которого названа разработанная им программа подготовки к естественным родам; особое внимание в ней уделяется контролю за дыханием, расслаблению и роли отца в претворении всего этого в жизнь.