Ой, мамочки
Шрифт:
– Мадам Икс… – граф провел рукой по набриолиненным волосам и отвесил Валисии поклон, – мне хотелось бы использовать этого голубя, но, клянусь честью Франции, я не стану превращать его в паштет.
– Надеюсь! – проворчал Бинго. – Это мое фирменное блюдо.
Граф поманил рукой жену:
– Соланж, ma ch'erie! Если ты хоть немножко меня любишь, помоги!
– Non, non! Mon angel! – Она прижалась к нему, скорее куртизанка, чем жена, выставляя напоказ декольте. – Я не при костюме – и вообще не в форме.
– Тихо, детка! Лови эту чертову птицу! – Граф извлек из кармана черный носовой платок, большой перочинный нож и позаимствовал с каминной полки шкатулку. – Смотрите внимательно! Внутри ничего нет. – Открыв шкатулку, он помахал ею перед сгрудившейся в ожидании зрелищ компанией.
Я опустилась в ближайшее кресло.
Голубка, которой явно было не занимать смекалки, охорашивалась на запястье Соланж с видом королевского сокола, между тем как граф с прибаутками разъяснял, что сейчас посадит мадам Джоан в шкатулку, накроет ее черным платком и разрежет пополам.
– Не по вкусу мне это, – пробормотал Пипс.
Лицо его посерело.
– Впервые я согласна с этим старым хреном! – Джеффриз шмякнула об стол поднос. – Эта птица является собственностью мисс Теолы Фейт. Хоть одно перышко упадет с ее головы – и нас всех ждет участь паштета!
Валисия невозмутимо отмахнулась:
– Я беру на себя всю ответственность.
Голубя запихнули в шкатулку, шкатулку накрыли платком, и перочинный нож рассек воздух. Я закрыла глаза. Бинго буркнул, что, мол, детский сад все это.
– Вуаля! Я снимаю покров, передаю его моей верной помощнице, крышка медленно поднимается… медленно… – Напряжение было слишком велико. Я приоткрыла один глаз – и как раз вовремя, чтобы уловить, как победное выражение покидает лицо графа, а на смену ему приходит смятение. – Mon Dieu! – прошептал он, неотрывно глядя внутрь шкатулки. – Что я наделал! В чем же ошибка?
Бен присел на подлокотник моего кресла и прижал мое лицо к своему плечу:
– Кровавые сцены – не для глаз моей беременной жены.
– Что ты натворил! – простонала Соланж. – Птичка цела, но совсем не шевелится! Должно быть, померла от страха.
Само собой, Джеффриз истошно завизжала. Валисия встала:
– Давайте сохранять спокойствие!
Лоис Браун заплакала. Эрнестина безуспешно пыталась закрыть глаза Бинго.
Голос Пипса задрожал в унисон с его же ногами:
– Дерби и его верная Джоан! Они были так привязаны друг к другу! Такая любовь! – Слеза скатилась по его щеке, нырнув в одну из морщин. – Кто доложит ей об этом?
Скрипнула дверь, и на пороге появилась Мэри Фейт.
– Доложит – что? Кто и что мне доложит?
Повисло гробовое молчание. Экземпляр "Мамочки-монстра" зловеще пялился на нас с журнального столика.
– Мадам… – Граф спрятал шкатулку за спину. – Сдаюсь на вашу милость.
Мэри замерла, прислонившись к двери и поджав узкие губы.
– Вы что-то разбили или сломали?
– В некотором смысле. – Валисия Икс, чья красота бесспорно облагородилась этой трагедией, подвела Мэри к креслу. – Вам нет нужды требовать, чтобы граф Венсан был отстранен от соревнований. Он нарушил параграф три тысячи девятьсот тридцать шесть, пункт М. И таким образом…
Мэри упорно не желала садиться в кресло. Джеффриз торчала посреди комнаты будто говорящая метла.
– Как бы это помягче выразиться, мисс Фейт… Голубка Джоан мертва.
На лице Мэри сменилось столько выражений, что черты ее расплылись. Нестройные голоса принялись уточнять детали трагедии, как вдруг встрял Бинго:
– Ну как, можно готовить паштет?
– Деточка! – шикнула на него Эрнестина.
– Был бы он моим ребенком… – возмутился Бен, но его благородный отцовский порыв заглушила Мэри.
Впечатление усиливалось благодаря безупречной прическе "волосок к волоску", а также очкам и арестантскому серому платью, которые подчеркивали ее сдержанность и внутреннюю силу.
– Боже милосердный, да зачем же я пустила вас в свой дом? Вы просто чудовища, монстры, все до единого! Сели на шею беззащитной женщине, воспользовались моей добротой. На мамашиных оргиях все было так же. Самые гнусные извращения и те были хороши!
– Мадам, прошу вас. – Передав шкатулку Соланж, граф рухнул к ногам Мэри, вцепился в ее лодыжки. – Я отдал бы свою жизнь, даже свою жену, лишь бы вернуть птичку. Я уже пробовал искусственное дыхание, поцелуй жизни! Ах, если бы только я мог услышать эти слова – что она не мертва, а просто спит!
– Уберите его отсюда! – голос Мэри рассек воздух. Выдергивая свою юбку из судорожно цепляющихся рук графа, она налетела спиной на Хендерсона Брауна.
– К вашим услугам, мэм. – Пипс зашаркал вперед с видом кровожадного оруженосца Тюдоров, готовый схватить графа за волосы и вышвырнуть в окно. Но как же часто надежды и чаяния людские идут прахом! Из шкатулки донесся шорох, а следом – недоуменная воркотня. Молитвы графа были услышаны.
– О чудо! – раздался дружный вопль.
Бен принялся вырывать графа из рук Пипса. Я сочла себя вправе удалиться со сцены и в возникшей суматохе потихоньку улизнула из комнаты. Когда до лестницы оставалось рукой подать, за спиной раздался зловещий топот.
– Вы в порядке, милочка? – справилась Лоис Браун, переводя дыхание.
– Устала немножко, – призналась я.
– И все?
Ее лицо лучилось пониманием, а седые волосы выглядели так мило и уютно. Я вспомнила свой сон о посещении старой родительской квартиры в Сент-Джонс-Вуде – и неожиданно поняла, что неверно его истолковала. Эта женщина была настоящей матерью. Ее не интересовали пуанты и арабески. Когда она обнимает своих детей, то пахнет имбирными пряниками, булочками и свежестью. Почему же у меня не было такой мамы? И у Мэри?