Ой-ой-ой, домовой!
Шрифт:
Я горько вздохнула.
Да и никто не объясняет соплюшкам, что если ты продалась – ты становишься собственностью. Вроде тапочек, и отношение к тебе такое же.
Удобны тапочки?
Носим.
Протерлись?
На помойку, безжалостно и равнодушно.
Любовь? А какая любовь, если вы свою цену назвали и продались? Перейти в статус любимых тапочек? Это если очень повезет, и то…
Вот что можно сделать, чтобы удержать мужчину? Который тебя купил со всеми потрохами, проверил эти потроха и не нашел в них ничего нового?
Не забывай, таких как ты – очередь. Бо-ольшая…
Рано или поздно, так или иначе, продаешься – помни, что и тебя продадут. Это закон жизни.
– У вас так тоже принято? – не дал мне впасть в депрессию Эрард.
– У нас – не всегда. Можно и позволить себе. Но… мальчик решил заплатить. Как потом признавался – зацепило. Захотелось. Привык он получать все по первому требованию, а тут не обломилось. Обидно…
– Могу понять. Давай угадаю? Замуж ты вышла. И даже ребенка родила, да?
– Ага.
– А потом тебя начали выдавливать из дворца. Правильно?
– Не так сидишь, не так глядишь… да много чего было, уж поверь. Свекор со свекровкой, конечно, победили. Мало того, что новую жену подыскали, так еще и сына мне не отдали.
– Продолжатель рода…
– Мой сын! – окрысилась я.
– А если честно? Ты ему что могла дать? Себя в коробочке?
Я вздохнула.
Эрард, гад такой, бил по больному. Действительно – нечего. Сопля, двадцати пяти нет, профессия есть – работы нет, квартиры нет, машины нет… они меня в блин раскатали. Хорошо хоть раз в неделю видеться разрешили, привозили ребенка, хоть и смотрели, как на таракана, но привозили.
Как оказалось, это я от радости на пузе плясала, а вторая жена дала там всем жару. Тоже из богатеньких, с ней считаться пришлось, свекровка меня не то, что возлюбила, но оценила. Хотя бы не пакостила.
А толку?
Ребенок все равно вырос чужим. С папашей-уродом, который делал только деньги, с мачехой, которая на него демонстративно внимания не обращала….
– Повезло, – посочувствовал на эту исповедь Эрард. – Могла и гнобить парнишку.
Я ухмыльнулась. И плевать, что эфирент, получилось вполне себе злобно.
– Она бы хотела. Но…
Я отлично дружу с логикой и оперирую цифрами. Это у меня было всегда.
И – упорство.
Я – достойна! Я – добьюсь!
Я день и ночь работать буду, я пробьюсь повсюду, я справлюсь… умом и горбом, руками и головой…
– Я едва не запила после того, как сына отобрали, – честно призналась я. – Мамка у меня пила, хорошо хоть не с рождения, мне уж лет шесть было, как отец помер, и она с горя квасить начала. Я тогда зубы стиснула, поклялась, что такого не будет. Никогда. Так вот, когда у меня сына забрали, я быстро прикинула, что делать. Выходило так, что нужны деньги, нужна власть… я работать пошла. По специальности, бухгалтером. Конечно, и переспать пришлось с хозяином, но мне плевать было. Я сына хотела вернуть. А эта сука…
Вторая жена моего бывшего всегда ходила в один и тот же салон. На целый день, на процедуры. Шлифовки-подпилки, массаж-дренаж… черт ее знаешь, чем она там занималась. Я сделала проще.
Я даже не устраивалась туда уборщицей, я дала денег девчонке и на один день подменила ее. На тот самый.
Дождалась, пока мадам останется одна в кабинете, вся в обертываниях, и зашла внутрь. Прикрыла дверь, ключ повернула.
Она так и не поняла ничего. А я прошла вперед и приставила ей скальпель к горлу.
– Закричишь – умрешь.
Глаза у нее были… только что не на ниточках.
– Ты… ты…
– Запомни. Сейчас я тебя оцарапаю, а в следующий раз – убью. Не здесь, нет. Я найду и место, и время, и никто меня не поймает. Ты же видишь, как мне легко уйти незамеченной, а ты останешься тут кучей дохлого дерьма. Один лишь жест, да?
– Дддддаааа…
– Мне плевать, что ты вышла замуж. Но если ты хоть пальцем тронешь его ребенка. Моего ребенка, сука. Если хоть руку на него поднимешь. Ты поняла? Одна его слезинка равноценна твоей смерти. Я тебя и на Луне достану. А это – на память.
И тряпку с хлороформом ей на морду. Если кто не знает, хлороформ можно было по дешевке купить в институте. Медицинском. Я купила. Был шанс не рассчитать дозу, но тут уж – наплевать. Помрет – туда и дорога.
Мне все удалось сделать правильно, как врач показывал в свое время. На память я оставила бабе порез на шее.
Какая ж истерика была в салоне!
Бывший муж тогда даже ко мне приезжал, но у меня было алиби на тот день, и я отгавкалась. Эта дурища даже лица моего не видела, еще не хватало. Ни камеры, ни люди… если бы я не была бухгалтером, мне стоило бы пойти в киллеры. Но сидеть не хотелось.
Так что сына я обезопасила.
Но мне понадобилось больше десяти лет, чтобы занять приличный уровень, с которого я могла общаться с бывшим… нет, не на равных, но хотя бы не сверху вниз.
Я тогда еще не поняла, что сына я уже потеряла.
Он вырос добрым, неглупым, хорошим парнем, но – чужим. Не оказалось у нас той близости, которая бывает между матерью и ребенком, выломали ее, вытравили. И живи, как хочешь.
Сын стал мне хоть и родным, но чужим.
Больно…
– Зато он остался. Он жив, и внуки у тебя будут…
– Уже есть.
– Вот. И ты все им оставила, правильно?
– Старшей внучке. Лине. С ней у меня так получилось, контакт ближе, чем с сыном.
– Вот. А своему убийце оставила бы?
– Нет.
– И я не хочу.
– Ну и не оставляй, – я пока не понимала, в чем суть.
– Амура, ты вообще разбираешься в магии?
– Очень приблизительно.
– Понятно. Так вот, магия крови означает, что порчу на меня наслали через кровь. Родную кровь.
Почему-то у меня нос зачесался. Фантомная чесотка, наверное.