Озабоченные бабочки
Шрифт:
От автора
Внимание! Все персонажи этой книги являются вымышленными. Данное произведение носит развлекательный характер, и его автор не преследует цели кого-либо оскорбить, унизить или задеть чьи-то чувства.
Люди сильно грешат своими блудными мыслями. Ночные мольбы мешают Богу спать, и он решает, что с этим нужно что-нибудь делать. Что же? Может быть, уже пора утопить города в сперме грешников?
О возрадуйтесь, одинокие члены! Ведь Создатель наш многомилостив.
***
Немного предыстории))
В Раю.
У Бога, чтоб вы знали, вообще нет никаких проблем со сном, но по ночам ему извечно не давали спать воры, убивцы и проститутки, а теперь еще и эти…
Здоровый и полноценный сон нужен даже богам
Бог топит города в сперме грешников
И сказал Бог одному из своих детей по имени Ишу:
– И пошли ты, Ишу, людям кару великую, какой не было доселе на Земле со времен всемирного потопа. Ибо замучили меня те дрочемены, которые молятся мне каждую ночь. О сын мой! Представь, какое это мучение! Простирают они усердно руки к небу, стоя у окон или же возлежа на койках, и воссылают мольбы свои грязные. Разбрызгивая кругом прокисшую сперму! Дерзкие! Смеют испрашивать пищи не духовной, но для чресл своих! – тут Бог приостановился и измученно потер лицо, окутанное ореолом голубоватой дымки. – Непорядок, сын мой. Разберись. Я ведь Землю тебе отписал в наследство. Так что эта похотливая планетка давно не мои угодья. Там все в твоей юрисдикции. Главное – ты избавь меня от их полуночных просьб. Только, умоляю, придумай что-нибудь поэффективнее. Ну взорви какой-нибудь вулкан, я не знаю. Чтобы им там все поотрывало как следует… Чтобы ничего больше не хотелось и никогда… – старый Бог устало зевнул.
– Да, вижу, отец, вы совершенно не высыпаетесь, – сочувственно покачал головой Ишу и добавил: – поэтому проблему нужно срочно решать, и я даже знаю как. Я нашел отличный вариант.
– О, значит, я не ошибся, решив отдать тебе в управление целую планету. А то я уж, честно говоря, всерьез подумывал о том, чтобы просто взять да и утопить города Земли в сперме грешников.
***
– И ты вправду хочешь выбрать меня?
– Ха-ха-ха! – покатывалась она так, что слезы брызгали из небесно-голубых глаз. – А разве это не очевидно? И кстати, почему ты спрашиваешь? Ты так переживаешь?
***
Юный хикки замялся. Он же до сегодняшнего вечера вообще живых девушек так близко не видел, тем более таких грудастых (Вот это титьки! Четвертый размер, не меньше!). Рыжий мальчик опустил голову, которая от прилившей крови стала еще краснее.
Но крылатая бестия не унималась. Она словно угадывала все его самые потаенные сексуальные секреты, самые похотливые и постыдные желания.
Она забралась в сокровищницу его мозга и теперь безжалостно ковырялась там: в горах воображаемой кинопленки. И сценарий некоторых записей, кстати, несмотря на неказистый внешний вид паренька (о таких обычно говорят «на него и не подумаешь») был похлеще, чем в самых непотребных порнофильмах.
Бабочка чуяла все. Она в считанные секунды поняла, что ее стеснительному герою на самом деле по душе не робкие касания да едва влажные поцелуи, но нравятся истории пожестче.
Грубо, с помощью своих тонких белых пальцев, она заставила его поднять подбородок и смотреть себе в глаза. Глаза синие и бескрайние, как океан.
И в них можно было утонуть.
Хикки посмотрел и сразу понял: это был лишь отвлекающий манёвр хитрой эро-феи. Он почувствовал, как такая же тонкая рука скользнула к нему в джинсы и схватила там за то, за что хотела.
***
Непорочное зачатие
Снова это случилось. Над городом раздались истошные вопли какой-то шлюхи. Она кричала так громко, так страшно, что вспугнула целую стаю городских стрижей. Птицы, раздраженные отвратительным звуком, взмыли в небо и долго не приземлялись.
Закрапал дождь. Мелкая холодная морось. Люди поднимали повыше воротники и вжимали голову в плечи. А с высоты птичьего полета стрижам хорошо было видно, как на пешеходных тропинках распахивались тысячи разноцветных пестрых грибов. Спешащий, вечно устремленный куда-то поток, снова потек по улицам, так же ровно, как течет по проводам ток, не выбиваясь за их пластмассовые бордюры.
Свет. Она теперь увидела яркий божий свет. Грязный мир встретил это нечеловеческое дитя приветливой улыбкой. Чужая вагина выплюнула ее на холодный асфальт покрытый мазью из нечистот (Их «послед» вышел из-под мусорных баков).
Мокро! Как же мокро! И холодно…
Почему вагина чужая? Разве она не материнская? Нет. Ни в коем случае.
Потаскуха лишь инкубатор. Предприимчивые высшие силы ее только использовали. Как промежуточного хозяина. В её лоно незаметно подсадили зародыша-паразита, так необходимого для страждущей мужской половины общества. Да и, впрочем, кого еще использовать для таких целей как не этих девиц?
Освобожденный живот шлюхи то поднимался, то опускался. Она дышала очень тяжело. Хотя, судя по крохотным размерам того неясного желеобразного сгустка, лежащего между ее ног, роды должны были пройти максимально легко.
Приходящая в себя, шокированная дивным поворотом событий шлюха в порыве захватившего ее отвращения поползла назад. Все дальше и дальше от своего дитя.
Её голый зад весь в липкой слизи, почему-то пахнущей сладкими цветами, больно шаркал о бугристую землю.
Пятящаяся, сверкающая неприкрытой коротко стриженной писькой, она напоминала неуклюжую каракатицу (или мутировавшего черного краба). Потом она попробовала подняться на ноги. И вуаля! Получилось! Ощутив твердость земли и силу в ногах, женщина сию секунду бросилась прочь из подворотни, где ее застал врасплох процесс каких-то загадочных и противоестественных родов. Сама-то она не поняла, что произошло.
Еще бы они были естественными! Рожать личинок ой как неестественно для людишек! А родилась из ее замученного постоянными проникновениями чрева именно личинка. Только личинка не простая, а… золотая? Ага, как в сказке) Нет не золотая, а с лицом младенца. Столь миловидным, что прекрасные лица ангелочков померкли бы рядом с ним.
Но не только лицо было прекрасно. От тела-кокона исходило слабое желтоватое свечение. Оно постепенно усилилось и вскоре разгорелось так, точно кокон усыпали первоклассными пайетками. И одновременно аромат цветов становился все ярче, преображая собой оскверненную миазами подворотню.