Озабоченный
Шрифт:
Озабоченный
Влад Митрич
Озабоченный
Пролог
На лбу ведьмы застыла испарина. Струйки холодного противного липкого пота давно присохли к спине, облепили лицо и шею. Между лопаток будто закостенело что-то - точно клей за шиворот плеснули, не меньше ведра. Она остервенело напрягала все свои силы, а они, поверьте, были немалыми.
Желваки ходили бешено-усердно, зубы, казалось, вот-вот измелятся в пыль. В глазах, небесно-голубых когда-то и внезапно выцветших, застыло отчаяние. Отчаяние лютой, сильной волчицы, пытающейся вырваться из плена,
Вскоре в голове что-то хлопнуло и сознание женщины померкло. Не резко, как будто выключатель щёлкнул, а постепенно, как в кинотеатре перед сеансом.
А как всё хорошо начиналось!
И жертва будто бы сама нашлась. Будто бы сама на закланье поспешила.
Мама привезла сына в инвалидной коляске - рассеянный склероз в редком для коварной болезни возрасте - и отчаянно умоляла помочь. Все врачи как один уверяли, что лечение лишь продлевает агонию, что подобное стремительное развитие в принципе встречают впервые; крепитесь мамочка. Но женщина, едва прослышав о знахарке, поспешила к ней. Терять всё равно нечего. Примчалась, запыхавшись, прикатила ребёнка – длинного худого юношу шестнадцати лет от роду с иссохшими как спички ногами и вялыми, мосластыми, недавно тронутыми недугом руками.
Ведьма сходу определила – ни проклятия, ни порчи в парне нет. Обычный человеческий недуг, хоть и злой. Не на щелчок пальцев, конечно, но попытаться вылечить можно. Только надо ли? Юная душа благоухала свежестью, манила спокойной, словно убаюканной знанием о скорой смерти силой и в то же время кипела страстями – по молодости буйными, не распробованными, не пригубленными даже, не ощупанными осторожными нежными касаниями; видимо, береглось воспитанием, откладывалось на будущее, долгое и счастливое, но болезнь…
Сердце ведьмы на мгновенье ёкнуло и замолотило со страшной силой. Крылья носа, ухоженного, аккуратного, по-гречески красивого и надменного, распахнулись, превратившись в крылья хищной птицы. Сдержаться от немедленных действий было выше её сил. Отложить ритуал – значит умереть на месте, тут же, за круглым столом красного дерева со стоящей по центру древней медной вазой в царапинах и патине, словно нерадивая служанка забыла её как следует отдраить.
Легким, незаметным взмахом руки ведьма заставила замереть несчастную мать, смотревшую на рекомендованную малознакомой бывшей сослуживицей «знаменитую, но страшно секретную» знахарку, которая буквально «творит чудеса, больных со смертного одра поднимает», с отчаянной, почти безграничной надеждой. Взор женщины, виски которой были тронуты ранней сединой, неуместной для моложавого лица интеллигентной сорокалетней дамы, застыл. Можно было подумать, что она уснула с открытыми глазами или просто загрезила наяву.
Второе движение той же руки принудило больного, сидевшего в инвалидной коляске через стол напротив ведьмы, глядеть на колдунью самым преданным, более чем собачьим взором.
– Протяни левую руку над алтарём, - приказала ведьма внезапно охрипшим от волнения голосом.
После того как юноша исполнил приказание, ни секунды не раздумывая, проколола ему и себе пальцы.
Шарики крови, смешавшись ещё в полёте, упали со звуком больше похожим на бульканье капли в воду, чем на удар жидкости о металл; исчезли, растворившись в дне вазы бесследно, точно в пересушенную губку впитались. Своими сильными, обманчиво хрупкими, изящными руками ведьма немедленно прижала ладони вовсе потерявшего всякое соображение парня к сводам чаши и губы сами по себе зашептали древнюю как мир молитву-заклинание. Твёрдый как холодный гранит взгляд ярко бирюзовых, безусловно красивых глаз, пригвоздил юношу, казалось, к самому воздуху…
Не первый раз ведьма забирала из душ молодых людей - хоть девушек, хоть юношей, ей было без разницы, - неистребимую силу жизни, волю, жажду к страстям во всех возможных и невозможных её проявлениях, яркие, не прогорклые чувства; глотала саму молодость. Но что-то пошло не так. Почему случилось то, что случилось – неизвестно. То ли в чём-то ошиблась сама, перевозбудившись без меры, то ли парень, закалённый борьбой с болезнью оказался непрост, а может всё вместе смешалось эдаким блейзером, но факт остаётся фактом – мальчик остался жив, а старая колдунья умерла.
Глава 1
Я выздоравливал.
Безумные метания, когда хотелось повеситься, разреветься, зарычать в голос, как тигр в капкане, наброситься на кого-нибудь разорвать на куски, съесть и выплюнуть. Когда жалко себя ежесекундно, когда о вселенской тоске имеешь представление самое что ни на есть наивернейшее, когда умирать не хочется, а выхода нет. И страшно было окончить жизнь молодым, жизни не нюхавшим, из-за чего обида на горе-судьбу заполоняла всё моё существо.
В общем, кошмар, слава богу, давно завершился. Мне, наоборот, хорошело с каждым днём. Я, конечно, считал, что выздоравливаю крайне медленно, но это было брюзжание – чтоб не сглазить.
Торчать в четырёх стенах надоело до дикости. До тошноты в мозгах, если можно так выразиться. Но на костылях с четвёртого этажа вниз по лестнице, а после обратно, вверх, сил не хватало. А пользоваться инвалидной коляской, на которой с помощью здорового мужика можно перескоком со ступеньки на ступеньку выкатить – вкатить моё бренное тело, я отказался категорически. Да и не было у нас в семье здорового мужика – я, мама и младшая сестра, пятнадцатилетняя дылда, - вот и все домочадцы.
Лето, жара, сплю под простынкой. Предательская поллюция, зараза, опять испортила чистоту белья – пришлось отворачиваться от матери, чей диван стоял напротив моей кровати у противоположной стены зала, и ждать пока она уйдёт на работу. В очередной раз поставил себе задачу поднять вопрос о переезде в комнату сестры, отправив её сюда к однополой соседке, но, представив реакцию бунтующего тинэйджера, с горечью понял – в очередной раз не решусь. Вот бы заставить её саму предложить поменяться, да так, чтобы ещё и довольной осталась…
То ли в связи с этой мыслью, то ли ещё из-за чего-то, но в последнее время я заинтересовался разными психическим техникам, теми, с помощью которых можно управлять людьми. Поэтому сразу, как только хлопнула дверь, убедившись, что след семяизвержения высох и стал практически незаметен, я смело сходил в туалет и сел за ноутбук.
Мама недавно байку сочинила – мама не горюй! Та ещё фантазёрка. Будто бы пару месяцев назад возила она меня к какой-то колдунье, гадалке или ещё какой паранормалке, а та возьми и умри. Прямо там, при нас, на сеансе. Как это случилось, мама якобы не помнила. Помнила только, как в ужасе катила меня, бессознательного, бегом к проезжей улице, по которой ездил хоть какой-то транспорт, и не могла избавиться от стоящего перед глазами видения мёртвой старухи, лежащей ничком на круглом, красном, будто облитом кровью столе. И будто бы только лишь благодаря той истории я быстро пошёл на поправку. Говорю же, фантазёрка она у меня ещё та. Со слезами рассказывала, по секрету огромному, чтобы, мол, больше никому ни-ни, даже сестрице, которая по совершенно случайному стечению обстоятельств как раз в то время отдыхала в детском летнем лагере. И видно было, как переживает. Эх, ей бы на сцену! Звездой провинции точно бы стала.