Озарение Нострадамуса
Шрифт:
Генерал переглянулся с дежурным офицером.
— Ну, ничего, сейчас наши «ястребки» прилетят. Тебе не поздоровится, треножник чертов! — горячился генерал.
А президент крепко спал.
Но виделся ему кошмар. Стоял будто перед ним некий старец в серебристом одеянии до пят.
— Кто такой? Кто пустил? — возмутился во сне президент.
— Я историк из вашего будущего, Наза Вец. Изучаю ваш исторический период. Публикую новеллы о событиях, предсказанных Нострадамусом, от его средневековья до вашего времени. Хотел бы задать вам несколько вопросов.
— Вам что, дня мало?
— Днем вы отгорожены, как китайской стеной, своей кремлевской. К вам даже собственные министры пробиться не могут. Кроме того, наш исследовательский зонд из неомира, на котором я нахожусь над вашим домом, днем мог бы вызвать излишнее внимание и даже переполох. Поэтому
Поднятые по тревоге летчики, на ходу оправляя амуницию, бежали по летному полю военного аэродрома к своим истребителям МИГ-29, которым по маневренности нет равных в мире.
Пока летчики садились в свои машины, НЛО, неудачно обстрелянный «иглами», продолжал дерзко висеть над домом президента, а тот видел во сне старца из будущего, которое якобы находится рядом, только в другом измерении, отлично понимая, что этого не может быть и привидится такая чепуха разве что во сне.
Но беседа была как бы настоящей и о самых больных местах нынешнего времени, о чем этот «историк» был странно осведомлен, спрашивая прежде всего о реформах:
— Вы считаете их своевременными?
— Всегда был за их ускорение. С Горбачевым из-за этого ссорился. У него старики академики топтались на месте, а у меня молодежь двинула дело.
— Подняла с вашей помощью цены на все продукты, не создав условий для конкуренции и саморегулирования рыночных цен.
— Советники заверяли меня, что цены поднимутся раза в два, в три. Я сам удивился, зайдя в магазин и увидев цену на колбасу не три с полтиной, а сто рублей!..
— А теперь уже и двадцать тысяч за килограмм.
— Да, следствие неотвратимой инфляции, борьбе с которой мы стремились уделить все внимание. Президент спохватился, что вроде оправдывается перед незнакомцем, никакого права не имеющим его допрашивать. Но на то ведь и кошмар!
А старец продолжал тихо, спокойно, незлобиво:
— Возросшие цены и инфляция обесценили банковские вклады ваших граждан, и ваши попытки возместить им потери, вернув тройной вклад, послужили им, потерявшим в тысячу раз больше, слабым утешением.
— Что делать! Москва не сразу строилась. Мы вроде всей страной через горный перевал идем, чтобы оказаться в цветущей долине иных общественных отношений.
— Капитализма?
— Россия страна особенная. У нас будет иной строй, но основанный на праве личной собственности. Работающие станут акционерами.
— Вы, конечно, знаете, что крупные зарубежные компании, вроде «Дженерал моторс», «Форд», «Сони» имеют заводы в разных странах и отнюдь не намереваются отдавать свою собственность работающим по найму.
— У нас будет по-другому. Мы стремимся скорее передать государственную собственность в частные руки.
— По какой стоимости? Не по ничтожной ли остаточной? И эти новые собственники способны управлять предприятиями? Вкладывать средства для перехода на новые технологии?
— Там, где против этого протестуют, например в Москве, я позволил искать иные методы приватизации, чтобы не было «прихватизации».
— Нет лучшего советника, чем совесть, — произнес старец.
Президент облегченно вздохнул во сне. Значит, никакого старца из будущего нет. Он говорит с собственной совестью!..
Трассирующие пули протягивали световой пунктир от МИГов к загадочному треугольнику, но, не достигнув его, прямые линии изгибались и уходили в сторону.
Ведущий сделал вывод, что так просто треугольник не возьмешь, и решил идти на таран, как его знаменитые предшественники во время Великой Отечественной войны. Он готов был пожертвовать жизнью ради выполнения боевого задания по спасению президента.
Но на своей сверхзвуковой скорости МИГ-29 пронесся через пустое место, где только что находился НЛО и от которого теперь откуда-то сверху тянулись к земле световые лучи. Треугольник успел подпрыгнуть раньше, чем летящий с жуткой скоростью истребитель врежется в него.
Прославленный ас, командир лучшего звена истребителей, решился на рискованный маневр, круто взял вверх и полетел в обратном направлении уже вверх шасси. Ремни от сиденья натянулись на его комбинезоне, он готовился к удару, но опять пролетел мимо уже над упавшим на меньшую высоту НЛО. Как кошка с мышкой играл зловредный нарушитель с нападавшим на него истребителем.
Все четверо ведомых, не задумываясь, пошли на тот же маневр, какой сделал командир, притом каждый на чуть иной высоте, чтобы взять объект в смертельную сеть.
Но маневренность инопланетного зонда была непостижимой. Он легко увертывался от нападавших на него со всех сторон машин, все время меняя высоту, иной раз поднимаясь очень высоко, но продолжая упираться своими тремя световыми лучами в дом президента.
При этом фигура старца, стоявшего перед спящим президентом, становилась то менее, то более яркой, словно выходила из фокуса, но голос его звучал по-прежнему ясно и спокойно. И он говорил и говорил страшные обличительные вещи, которые президент и без него знал. Разве неведомо ему падение производства, останавливающиеся один за другим заводы? Разве не было бы это катастрофой для той области, где он прежде был первым секретарем обкома? Разве не бил бы он тогда в набат, круша все перед собой, разгоняя нерадивых и отбирая партбилеты? Теперь же он выслушивал, что эта катастрофа распространилась на всю страну, которую он возглавлял, за которую отвечал. Перед кем? Перед этим призраком в серебристом одеянии? Или перед собственной совестью, или перед народом, который его избрал? Народ еще раз подтверждал доверие к нему, и это дало ему моральное право защитить свою власть и реформы перед восставшим парламентом. Старец говорил о суде истории, он якобы сам был историком из будущего. Или это все родилось в мозгу президента? Да, он знает, что решился на залп танков по Белому дому, откуда неслись призывы к его смещению. Если бы он этого не сделал, началась бы гражданская война!
Президент давно проснулся, а будто продолжалась его беседа со странным старцем. Кошмар продолжался наяву. И уже без старца.
«Напрасно думают, — говорил сам себе президент, расхаживая в пижаме, — что меня отгораживают от всего, что будто я ничего не знаю. Ничего нового мне старец из будущего не скажет, помимо того, что говорят жена с дочерью. Да, не удачно развертывается внедрение нового, не привык наш народ к западной цивилизации. «В России особая стать» — так, кажется, сказал какой-то поэт. Ее, дескать, «аршином не измерить», в нее надо «просто верить». Хорошо сказать — верить, когда преступники проникают всюду, даже в комиссию по борьбе с преступностью, в Думу, в Совет Федерации, хоть снова пали в них из танков. Но все беды артиллерийским огнем не перебить!
А отступать назад нельзя, не потому, что невозможно применить элементы плановой экономики, как это сделал Рузвельт для того, чтобы вывести Америку из страшного кризиса 1929 года. Он, американский президент, решился на это. А российский, всенародно дважды избранный? Так ведь это окружение сковывает его по рукам и ногам. Опять же Запад! Там воспримут все как отказ от реформ, потребуют продолжения, каких бы трудностей это ни вызвало. И придется продолжать. На митингах решают сменить президента, переизбрать досрочно. Так разве этого допустят все окружающие теперешнего? Да они больше смерти боятся, что он уйдет, как иной раз, ой, как хочется. Как подумаешь, как подсчитаешь, что обещает нам Запад заем в шесть миллиардов долларов, а вывозят наши коммерсанты за год на тот же Запад, где у них в банках личные счета, — десять миллиардов. Ввести строгий запрет, монополию внешней торговли, по крайней мере на валютные переводы, чтобы не дрались нефтяники — кому больше из страны нефти вывезти, так опять завизжат, что это отступление от реформ. Вот и выходит, что реформы надо провозглашать, как счастье народа, хотя ежу понятно, что без науки, на которую денег нет, через двадцать лет страна пропадет. Да и нефтяные скважины замрут без реконструкции. Знаю это, почтенный старец с того света, знаю! И еще знаю, что коммерческие банки, которых расплодилось, как грибов в лесу после дождика, эти банки, через которые ведутся все расчеты, намеренно задерживают перечисления, иной раз не на один месяц, а за это время можно провернуть эти висячие средства и получить немалую прибыль неведомо в чей карман. Все это даже незрячему видно. Так ведь не уничтожишь эти банки, хоть и говорят, что у него рука тяжелая. Смахнуть бы все эти нагромождения, придушить эту «прихватизацию», национализировать выкупленные за бесценок заводы и хороших директоров поставить под партийный контроль… Ну пусть не под партийный, — спохватился президент, в котором проснулся былой секретарь обкома, — выжать бы из промышленности все, что дать может, а налоги на прибыль резко снизить, и вышли бы из положения, так ведь путы демократии и рыночной экономики не просто стреноживают, как коней на лугу, а к бревну эшафота привязывают накрепко…»