Озарение
Шрифт:
Поход в парк флоры и фауны
– Не проголодались после долгой изнурительной дороги с планеты Ксило? – весело подмигивал командор Андерсу Ганлоу, дружески похлопывая по плечу, – Уже наслышан, уже доложил на Землю. Молодец! Не ожидал от тебя такого профессионализма! Думал, думал, но что процесс передачи знаний и технологии ксилита займёт всего пару дней. Такого даже на Земле никто не ожидал. Нам на это был отведен целый месяц. Так что считай, что основная часть экспедиции успешно выполнена, и экипажу я вправе объявить выходной день. А твоей персоной уже интересовался не только Джордж Агапотти, но и министр энергетики Земли – Сергей Дуров. Жди большого будущего Ганлоу, если ты, конечно, реализуешь все планы по внедрению ксилита и технологии дешёвой энергии. А то и награды?
– Всё будет хорошо, Иван Петрович, – спокойно отреагировал Андерс на слова руководителя, и, улыбнувшись,
– У меня к тебе более интересное предложение, – по заговорщицки шептал капитан, – ты берёшь Натали, а я остальную нашу команду и мы отправляемся в Национальный парк экзотической флоры и фауны Томако, где сможем и отдохнуть, и пообедать, и просто хорошо провести время. Неужели мы летели через миллионы парсек, чтобы насладиться кухней старика Ли, которую ты можешь попробовать и так в любое время?
– Хорошо, Иван Петрович, сдаюсь, уговорили, тогда я иду за Натали, а Вы…
– Не переживай, я обо всём позаботился, – опередил командор слова Ганлоу, – весь экипаж уже в полном составе находится в комфортабельном фларе, который нам предоставили трилонцы для экскурсии в парк. И все теперь ожидают только нас.
Через пять минут белоснежная сферическая сигара взмыла вверх, унося землян в восхитительную зеленовато-алую лазурь трилонского неба, оставляя родной «Звёздный Странник» далёкой точкой в плену трилонского космопорта. Жёлтые комки слоённых туч были жидко намазаны на серебристые паутинки транспортных коридоров, которыми было изрядно насыщено воздушное пространство мегаполиса. Гило ярко выхватывало пересечение транспортных магистралей, пытаясь мягко коснуться тонкими лучами нежной ауры планеты. Получасовая стремительная гонка по выделенной трассе значительно ускорила доставку гостей к величественному острову Бао, на котором и располагался Национальный парк экзотической флоры и фауны Томако. Лёгкий запах озона и соль океана с трепетом сжала земные сердца, заставляя подкатить к горлу комок ностальгии.
Неожиданно корпус флара сделался полностью прозрачным, позволяя каждому ощутить себя парящим в воздухе над удивительной красоты пейзажем. Золотые рощи Аргеса ярко переливались в лучах Гила, привлекая к себе целые стаи белых чилачиков, любящих точить свои острые клювы об алмазные стволы этих необычных деревьев.
Серебристо-синие заросли палактидов успешно конкурировали с земными блекло-зелеными джунглями баобабов с гигантскими до двадцати метров в диаметре стволами и высотой более ста метров. И те и другие деревья, казались шёлковистой травкой для мамонтоподобной волосатой сороконожки, которая своими слоновьими тупалками завораживающе перебирала, карабкаясь по вертикальным стволам исполинских деревьев в поисках любимых лакомств из листвы, мелких зверушек и птиц.
Голубовато-красные спиралевидные залтуи стройными конусами стволов устремлялись ввысь, словно распиливая пространство металлоподобными стальными антеннами, которые постоянно плодоносили сладкими мингалинами и поэтому были излюбленными лакомствами большинства пернатых и насекомых. Но скрытой опасностью залтуй были их острейшие и мельчайшие лезвиеобразные зубцы, коими увенчивались спирали абсолютно гладких стволов. Стоило неосторожному животному или насекомому зазеваться и присесть не на антенну с мингалинами, а на спиралевидный острый ствол, как неразумная жертва начинала стремительно соскальзывать вниз по зеркальной поверхности ствола, мгновенно разрезаемая под действием силы гравитации. Редко какой птице удавалось вовремя взмахнуть крылом, чтобы миновать трагической участи. В любом случае она получала ранение и оставалась либо без лапки, либо без крыла, что делало ее лёгкой добычей для других хищников крякцунов, любящих размещать засады в тени залтуй. Крякцуны напоминали обычных грызунов, но с прочными синеватыми пластинами по всему телу, которые защищали их от небольших порезов при контакте с острыми краями стволов залтуй, между закрученными спиралями которых и жили целые полчища этих мелких противных зверьков.
Серые трубчатые рощи фарсейского бамбука, нежно обвитые розовыми лианами с красно-белыми листьями, издали напоминающие цветение японской сакуры, вблизи оказывались умело расставленной ловушкой из ороговелостей гигантского крабообраза, который таким способом охотился на сбитых с толку животных и птиц. Попадая в его хитроумные заросли с нежным и сладким ароматом, жертва неизбежно заманивалась в самую ротовую яму крабообраза, откуда не было уже возврата. Натуральные же заросли фарсейского бамбука лишь с определенной стороны были серого цвета и мирно сосуществовали поблизости от исполинского чудовища. При приближении травоядных харцерий, которые острыми зубами сгрызали все на своём пути, это удивительное растение синхронно поворачивалось зеркальной стороной таким образом, что вся роща исчезала перед глазами опасности, словно пустынный мираж. Так харцериям давался прозаический намек поискать удачи у соседствующих бамбуковых зарослей крабообраза. Такой симбиоз флоры и фауны действительно завораживал слаженностью игры природы, её завершённостью и продуманностью. Ведь это был единственный разумный способ защитить фарсейский бамбук и другие растения от быстроразмножающихся харцерий планеты Фарси, чтобы противостоять им в бесконечном и запутанном процессе эволюции. Воистину пути господни неисповедимы!
Пестрая жёлто-коричневая лужайка пищащих коруний вальяжно колыхалась в такт дуновениям трилонского бриза, мягко призывая к себе всё живое. Корунии были наполовину растением наполовину животным, стебли которых больше походили на тонкое змеевидное тельце, извивающееся в такт всеобщего магического ритуального танца колонии. Это был очень полезный организм, который своим нежным прикосновением и обвитием мог излечить любую болезнь, отравление и даже регенерировать потерю тканей или конечностей у животного, которое длительное время окажется под воздействием волшебного растения. Слабый писк раздавался в момент прикосновения коруний к своему пациенту, словно оно всем своим естеством и душою сострадало той боле или ране, которую должно было исцелить за счёт собственной жертвы, в результате чего их и назвали пищащими.
Фиолетово-зелёные двадцатиметровые папоротники густо заполняли холмистую территорию, пересекаемую небольшой речушкой с тихими заводями и заболоченными низинами. Их царство густо населялось буйным разнообразием диковинных видов пресмыкающихся и земноводных, которые словно соревновались в удивительных способностях маскировки. Одни ради охоты, другие ради выживания. Здесь запросто можно было встретить затаившуюся десятиметровую анаконду, которая в один момент могла быть растерзана и обглодана стайкой летающих рыб лераний, перед острыми зубами которых не могли устоять даже спиралевидные залтуи. Однако эти летуны с отчаянием разлетались в разные стороны при атаке длинного и липкого языка халтайской лягушки, которая одна могла за раз поймать в себя до сорока лераний и переваривать их в течение недели. И только в такие моменты относительной нерасторопности и неповоротливости жадность халтайской лягушки делала ее легкой добычей остроязыкова хамелеона, который как бритвой вспарывал неосторожных жертв своим острым липким языком и спокойно трапезничал и жертвой и её содержимым. Такое частенько случалось, если последний, конечно, не становился обедом для лютого врага – молодой анаконды, у которой ороговелый рот с закрученными внутрь зубами в два раза превышал всё туловище, делая защитные выпады остроязыка просто бесполезной попыткой напугать роковую смерть. Как это всё уживалось и гармонично сосуществовало в маленьком ареале жизни? Для многих людей эта тайна так и остаётся полнейшей загадкой мироздания.
Белизна берёзовых рощиц совместно с тёмной зеленью соснового бора тоской заныла в сердцах землян, напоминая о Родине, о Земле, об отчем доме. Флар намеренно приземлился среди знакомой идиллии, чтобы люди могли спокойно насладиться теплотой и уютом домашней обстановки. Земная травка, ковыль и ромашки, одуванчики и колокольчики, одинокие деревца рябины и калины с любовью напоминали о долге и священной обязанности людей служить колыбели человечества.
Кисло-сладкие ягоды шиповника напомнили Сергеенко юность, когда босоногим мальчуганом он запускал своего первого бумажного змея, глубоко внутри мечтая самому взметнуться в небеса и рассмотреть Землю с высоты птичьего полёта. И вот теперь с высоты прожитых лет он с горечью отмечал, насколько далеко улетел от родного неба, сколько различных оттенков чужестранных небес он наблюдал на незнакомых планетах, но почему-то ему хотелось видеть именно то лазурное небо, наполненное глубиной синевы и светом яркого Солнца, куда он мальчуганом запускал своего первого бумажного змея.
Родной запах ковыля и тихие соловьиные трели напомнили Андерсу его первое признание в любви Натали Сьюме, когда они весной гуляли в подмосковном лесу, собирая грибы, и неожиданно забрели на свежий сенокос. Он помнил, как они до позднего вечера лежали на сеновале, наблюдая за легким покачиванием облаков. Они старались ментально очистить небо от пролетающих тучек, чтобы добиться прозрачной синевы моря, в которое они шагнули вместе и утонули в нежных объятиях и ласках их совместного, большого и бездонного чувства под названием любовь. Это был первый день, когда он понял, что без этой девушки он не способен больше прожить ни дня. Лишь первые звёзды и приближающиеся сумерки заставили влюблённых направиться домой, хотя волосы Натали еще долго хранили запах свежескошенного сена, пропитанного обоюдным ароматом любви, преданности и счастья.