Озборн
Шрифт:
Нет, сначала все было даже хорошо. Как вспомню слезы в уголках глаз Айрис, когда она сгребла меня в охапку после шестимесячной разлуки, так губы сами собой раздвигаются в счастливой улыбке. Даже отец расщедрился на скупое мужское похлопывание по плечу. С его стороны, это было сравнимо с нежным сюсюканьем в течение всего дня.
Норман, кстати, из-за моего похищения, потерял должность главы ОзКорп и место председателя Совета Директоров. Правда, он сумел посадить в кресло руководителя компании своего хорошего друга (единственного, кто голосовал против его смещения) - Дональда Менкена. Место председателя Совета, так же, автоматически перешло к Менкену.
Конечно
Айрис вернулась к должности моей няньки-телохранителя. Она вообще не хотела меня никуда отпускать в первое время - перенервничала девушка. Однако спустя год, когда ее несколько отпустило, мисс Смит перевелась в отдел к Норману “помощником Главного Архитектора”. Я был не против.
И зря.
Ибо первый год обучения в этом проклятом Университете еще был весьма неплохим. На меня все смотрели, как на диковинную зверушку, но “наезжать”, в присутствии девушки с пушкой, постоянно трущейся рядом, никто не смел. Тем более что специальность-то я выбрал весьма мирную - доктор-нейрохирург. Отец, услышав о моем выборе, несколько удивился, а у меня был весомый шкурный интерес - если моя болезнь и вправду скоро проявиться, то, вероятно, мне нужно быть очень квалифицированным доктором, дабы избавиться от нее. Получиться, или нет - тот еще вопрос, однако сидеть сложа руки, мне не хотелось. Плюс, как бы я не относился к Норману, дать ему умереть от прогрессирующей болезни также казалось неправильным.
Однако, уже на второй год, вся ненависть со стороны студентов и преподавателей Университета, которую раньше мне удавалось не замечать, благодаря телохранителю с пушкой, вдруг стала выливаться на меня. Поначалу мне казалось, что причина столь резкого отношения банальна - зависть. Вероятно, люди вокруг считали, что мне все достается слишком легко. Что к десяти годам, я добился слишком многого.
Так или иначе, надо мной начались издевательства. Шутки, иногда очень жесткие, вроде свалившегося ведра воды на голову (с двухметровой высоты… ведро, весом в пару килограмм…), подножки, перед самой лестницей и прочие прелести жизни. Уворачиваться удавалось не всегда, особенно поначалу. Потом, я научился быть настороже, так что вскоре шутки прекратились.
Но начались избиения.
Конечно, я мог дать сдачи. И, наверняка, сумел бы отбиться от кучи невесть что возомнивших о себе подростков. Вот только, практически все студенты Университета являлись отпрысками богатых семей Латверии и других государств. Тронуть кого-то из них, означало навлечь на себя гнев местного королька - лорда Хайсена, ибо большинство из них приходилось правителю родственниками. Хайсен, хоть и был не в силах сдержать преступность на улицах, прикончить одного наглого паренька сумел бы. И никакие связи Нормана Озборна от этого шага местного правителя бы не удержали - мстить Латверийцы умели и любили.
По большому счету, если бы не финансирование миллионера и филантропа Виктора фон Дума, Латверийский Университет, как и абсолютное большинство общественных учреждений этого маленького государства, просто перестал бы существовать. Местные об этом знали, и на Дума чуть ли не молились. Здешнему королю, такая ситуация, конечно, была не по нутру, но что-то сделать с этим он не мог. И пока фон Дум управлял
А теперь, угадайте: кто является основным конкурентом “Дум Инкорпорейтед” в Нью Йорке? Подсказка: начинается на “О” и заканчивается “зКорп Индастрис”.
Обо всем этом мне рассказал будущий Сорвиголова, который, к моему удивлению, сумел наладить общий язык со всеми своими одноклассниками. Возможно, это было потому, что он не носил фамилию Озборн.
Так вот. Первый год, когда рядом еще была Айрис, все было неплохо. Второй - стал настоящей пыткой, по указанным выше причинам.
На третий - я втянулся. Привык. Научился избегать самых отъявленных своих ненавистников, прятаться в самых неожиданных местах. Конечно, стоило мне попросить, и, я уверен, Айрис тут же снова стала бы моим телохранителем. Или я мог не отбирать помощницу у Нормана, и затребовать себе кого-то другого. Повнушительней. Однако, я не стал этого делать. Во-первых, это бы еще сильнее раздражало местных, и их отношение ко мне ухудшилось еще на порядок. Во-вторых, мне было просто стыдно. Представьте, какого это для человека, прожившего на двоих почти сорок лет, обратиться к отцу с просьбой, вроде: “Папа, меня обижают в школе, сделай что-нибудь”.
Тем более, что на четвертый год стало несколько веселей. Я все-таки научился давать сдачи, но так, чтобы этого никто не заметил. Там тычок, почти безболезненный, но вызывающий нестерпимую боль спустя несколько дней, а, может, даже недель. Тут скользящий блок, из-за которого один из нападавших врежет другому по лицу. Там ловушка, из-за которой кто-то из моих мучителей выглядит дураком. Тут проверка, которую инициирует кто-то из местных, выявляет у одного из хулиганов запрещенные в школе порно-журналы. Там какую-то группу моих мучителей накроет наркотический приход, из-за которого они бросятся на учителей, пытаясь отстоять свою Родину, у напавших на нее инопланетных грибов.
Короче, я превратился в мелкого пакостника.
Отдельной проблемой, проявившейся к четвёртому году обучения в Хайсенштадте (столица Латверии), стал наступивший пубертатный возраст. Ох… проснувшиеся гормоны - жуть. Честно говоря, я знал, что наступление полового созревания - это тяжело. Но, блин, не до такой же степени! Представьте себе, что ваш взгляд затуманивается, и вы можете видеть только определенные вещи. Вроде женских прелестей, пусть даже и скрытых под одеждой. Когда вас начинает раздражать любая мелочь, и вы выходите из себя по пустякам. Когда даже самое невинное общение с любой особью противоположного пола вызывает нестерпимое сексуальное желание…
В таких условиях, сохранить ясность мышления, и не наделать глупостей (особенно, если меня начинала избивать толпа университетских хулиганов), было невероятно сложно.
Вот я и спасался мелкими пакостями, которые хоть как-то позволяли успокоить бушующие гормоны.
Будущий Сорвиголова лишь осуждающе качал головой, когда я ему рассказывал очередной план. Что, однако, не мешало ему всеми силами помогать мне эти планы воплощать.
Кстати, мне очень стыдно, но я понятия не имел, насколько, должно быть, было сложно Мэтту терпеть меня, когда пубертат наступил у него. Лично мне в период полового созревания хотелось прибить Мердока за его невинные шуточки, и даже ледяное спокойствие. На мой взгляд, все это лишь доказывает невероятную силу воли будущего Сорвиголовы.