Ожерелье из разбитых сердец

Демидова Светлана

– Конечно, не он. Их писала моя мать...

– Надежда Валентиновна?! – с издевкой спросила я. – Неужто это она спала с Наташей Серебровской и одновременно с ее матерью?! Там все очень правдиво описано! Хоть я не присутствовала при твоих свиданиях с ними, Феликс, но... Словом, я слишком хорошо знаю тебя, чтобы понять – написано именно тобой!

– Нет же! Хотя...

И он рассказал мне, как все обстояло на самом деле. Рассказ был длинен. Говоря современным языком, Феликса колдобило, крючило и

плющило. Я никогда не видела его таким взволнованным и... несчастным...

– Я люблю тебя, выходи за меня замуж, – закончил он в одно предложение с предыдущим, в котором речь шла о книгах его матери.

Трудно описать, что я испытала, услышав его признание. Сначала меня будто приподняло над Киркиной кухней, над Завидовом и вообще над всей действительностью. На пару минут я зависла где-то в поднебесье в состоянии сладостной нирваны. А потом... потом меня со всего маху грохнуло на пол все той же кухни. Из поднебесья да на шершавый бетон...

– Неужели твоя маменька согласилась на хеппи-энд? – спросила я, с трудом переведя дух.

– Нет. Я могу передать в двух словах то, чем она предполагает закончить... вчерне... так сказать...

– Ну и что же там... вчерне... так сказать... – пролепетала я. Неужели сейчас откроется та самая Книга Судеб?

– В черновых записях написано, что между нами произойдет объяснение... любовная сцена... ты будто бы меня простишь, а потом... спалишь дачу. Нам обоим будет не выбраться...

Я с ужасом огляделась по сторонам. Мне даже показалось, что откуда-то уже понесло паленым. На висках выступил пот. Видимо, я еще и побледнела, потому что Феликс сказал:

– Тоня! Это всего лишь мамашины фантазии!

Он хотел броситься ко мне, но я остановила его, выставив вперед обе ладони, явственно ощутив ими колебания воздуха, вызванные движением мощного тела Феликса.

– Стой где стоишь! – крикнула я. – То есть дело в романе о моей жизни уже дошло до этой дачи?

– Ну...

– Так вот! – перебила его я. – Даже не надейся ни на любовную сцену, ни на пожар! У меня здоровая психика! Я не Наташа! Я не собираюсь кончать жизнь самоубийством!

– Я и не сомневался в этом. Давай, фигурально говоря, перепишем финал по-другому! Я люблю тебя, Тоня... Я еще никого в своей жизни так не любил... Я же рассказал тебе всю свою жизнь...

– То есть... как это по-другому?

Он хотел что-то ответить, но я опять остановила его очередным вопросом:

– А что сказано в романе о моем... в общем... о Кирилле Мастоцком, на чьей даче мы, собственно говоря, и находимся?

Феликс посмотрел на меня очень долгим странным взглядом и сказал:

– Он не успеет, Тоня...

У меня застучало в висках. Это хорошо. Кровь прилила к лицу. Так легче соображается. Врешь, Феликс Мендадзе! Меня запросто так не

возьмешь! И все-таки я Волчица! Я уже вновь ощутила в себе волчьи силы. У меня наверняка уже белые глаза! Я чувствую, как вздымаются мои бока! Я непременно вцеплюсь тебе в горло, когда ты станешь меня убивать, чтобы я не досталась другому! И мы еще посмотрим, кто кого: твоя мощь – мой волчий напор и... пожалуй... ненависть или наоборот...

– И как же ты хочешь «переписать» конец нашей истории? – спросила я его, ощущая нервное покалывание во всем теле.

– Ты уже сама назвала это хеппи-эндом...

– То есть я выхожу за тебя замуж, и мамаша заканчивает роман, размазывая розовые сопли?

– Нет, она пишет о пожаре и... уезжает за границу. Она сказала, что этот роман будет ее последней книгой.

Как же мне не понравилось слово «последний»... Как же мне не нравилось, что мой бывший возлюбленный сказал, будто Кирилл не успеет... К чему не успеет? Что сделает Феликс, если я ему откажу? И откажу ли? Меня по-прежнему неудержимо влечет к нему. Но к нему ли? Или только к его мужскому естеству? К его звериной красоте?

Что больше всего волновало, то я у него и спросила:

– А если я тебе откажу... что ты сделаешь, Феликс?

Его лицо дернулось. Он очень тихо спросил:

– Ты меня больше не любишь?

Я молчала, потому что сама не знала ответа... Он не вынес моего молчания и опять задал вопрос:

– Ты любишь... владельца дачи?

– Похоже, сие тебя удивляет, – сказала я, оттягивая время, когда нужно будет четко сказать «да» или «нет».

– Насколько я помню из твоих рассказов, он для тебя всегда был лишь запасным вариантом...

Как же он был прав, чертов Феликс. Он помнил именно то, что надо было помнить. А что же я сама? Я мысленно металась между двумя мужчинами и не знала, которого выбрать. Передо мной стояло чудовище, но при этом самый необыкновенный мужской экземпляр из тех, кого мне доводилось знать. А Мастоцкий... Да, он всегда был запасным игроком в моей жизни. И знал это. И все равно... любил меня.

– В общем, так, Феликс, – начала я очень ровным голосом. – Я выхожу замуж за... запасной вариант, а ты... ты уходишь из моей жизни прямо сейчас и... навсегда...

Видимо, последнее слово прозвучало жидковато, потому что Плещеев выпалил:

– Ты не можешь этого хотеть!

– Почему вдруг?

– Да потому что я вижу, чего ты сейчас больше всего хочешь!

– Нет! – выкрикнула я. – Уйди, пожалуйста! Я никогда не выйду за тебя замуж! Мы венчаемся с Кириллом...

– Ах с Кириллом! – уже с угрозой в голосе произнес Феликс и достал из кармана мобильник. – Одного моего звонка достаточно для того, чтобы...

– Для чего? – перешла на свистящий шепот я.