Ожерелье Странника
Шрифт:
– Я рад, что вы живы, брат мой, – произнес я. – А в моем долгом сне я видел, что вы умерли. – И я протянул ему свою исхудавшую руку, так как любил его больше всех остальных.
Он подошел и, поцеловав меня в бровь, сказал:
– Да, благодаря вам, Олаф, я остался жить, чтобы быть вашим братом и вашим рабом до конца дней своих!
– Всегда только братом, но не рабом, – пробормотал я, чувствуя большую усталость. Затем я вновь уснул.
Три дня спустя, когда мои силы стали восстанавливаться, я послал за Стейнаром и обратился к нему со словами:
– Брат
– Да, конечно, я отправлюсь в Лесё, – согласился Стейнар, – и добавил он с дружеским смехом. – Я давно уже хотел увидеть эту вашу Идуну и узнать, действительно ли она прекрасна, как вы говорите. А заодно и то, что в ней так не нравится Рагнару.
– Будьте осторожны, чтобы она не показалась вам слишком красивой, – вмешалась Фрейдиса, которая, как всегда, была рядом со мной.
– Как это может быть, если она предназначена Олафу? – удивился Стейнар и вышел, чтобы подготовиться к поездке.
– Что вы имели в виду, говоря эти слова? – полюбопытствовал я, когда он вышел.
– Ни много ни мало, – Фрейдиса пожала в ответ плечами. – Идуна – восхитительный цветок, не так ли? Стейнар тоже красивый малый. О какой братской дружбе может он говорить, если он в том возрасте, когда мужчина ищет женщину, а женщина привлекает мужчину?
– Перестаньте говорить загадками, Фрейдиса. Вы забыли, что Идуна – моя невеста, а Стейнар – мой молочный брат? Да я за них готов один провести неделю в море!
– Конечно, Олаф, ведь вы молоды и глупы, и вообще это так на вас похоже. А теперь выпейте-ка бульон, и я, кого некоторые называют умной женщиной, а другие – ведьмой, скажу вам, что завтра вы сможете встать с постели и посидеть на солнышке, если оно выглянет.
– Фрейдиса, – спросил я после того, как проглотил бульон. – Почему люди называют вас ведьмой?
– Думаю, потому, что я чуть менее глупа, чем остальные женщины, Олаф. А также потому, что не захотела выйти замуж, тогда как считается, что все женщины должны стремиться к этому, если у них есть такая возможность.
– А почему вы умнее других и почему не вышли замуж?
– Я потому умнее, что чаше других задавала себе вопросы о происходящем, а тот, кто спрашивает, в конце концов добивается ответа. А не вышла замуж потому, что другая женщина завладела единственным мужчиной, которого я желала еще до того, как его встретила. Такой уж была моя удача… Но все это дало мне большой урок, а именно – что надо уметь ждать и тем временем стараться понять все вокруг…
– Какого понимания вы добились, Фрейдиса? Например, вы убедились, что наши боги леса и камня – истинные боги, правящие всем миром? Или же миром правят другие боги, о чем временами думаю и я сам?
– Тогда лучше перестаньте об этом думать, Олаф, так как подобные мысли опасны. Если Лейф, ваш дядя и верховный жрец Одина, узнает об этом, что он тогда скажет или сделает? Помните, что, есть эти боги или их нет, жрецы-то уж точно существуют, и им известны секреты богов. А что касается того, если бы эти боги пришли на землю… в любом случае, есть они или нет их, по крайней мере, они – это голос, каким каждый день с нами говорит эта земля, из которой мы вышли и в которую уйдем. Мир существует миллионы дней, и каждый день имеет своего бога или его голос. И все эти голоса говорят правду тому, кто в состоянии услышать их. Возможно, вы поступили глупо, послав Стейнара с подарками для Идуны. А может быть, это – мудрое решение. Пока я ничего не могу сказать, но, когда буду знать об этом, я скажу и вам.
Она снова пожала плечами и оставила меня в размышлении над тем, что означали эти ее туманные слова. Я и сейчас могу видеть ее выходящей из дома с деревянной чашей в руке и роговой ложкой с трещиной вдоль рукоятки. Этим и заканчиваются мои воспоминания о болезни после охоты на белого медведя.
Следующее, что я помню, – это приезд людей из Эгера, что произошло через некоторое время после отъезда Стейнара в Лесё, но до его возвращения. Будучи еще слабым после тяжелой болезни, я сидел на солнце, завернутый в плащ из оленьей шкуры, так как дул пронизывающий северный ветер. Возле меня стоял отец, настроение которого теперь было отличным, так как он убедился, что я буду жить и снова стану сильным.
– Стейнар должен вот-вот вернуться, – сказал я ему. – Я верю, что он благополучно доберется домой.
– О нет, – беззаботно возразил отец. – Уже семь дней дует сильный ветер, и я не сомневаюсь, что Атальбранд побоится выпустить его в плавание из Лесё.
– Или, может быть, сам Стейнар найдет, что дом Атальбранда настолько приятное место, что не станет спешить с отъездом оттуда, – продолжил Рагнар, присоединившийся к нам после возвращения с охоты. – Там хорошее питье и веселые глазки.
Я уже готов был резко ответить ему, так как Рагнар уязвил меня своим выпадом против Стейнара, которого, как мне было известно, он ко мне ревновал, видя, что я люблю молочного брата больше, чем родного. Но как раз в этот момент из-за деревьев, окружавших дом, вышли трое мужчин и подошли к мосту. Одновременно огромные овчарки Рагнара подняли яростный лай и бросились на незнакомцев. Некоторое время ушло на то, чтобы схватить и успокоить собак, после чего мужчины, все пожилого возраста, с внушительной внешностью, перешли через мост и поздоровались с нами.