Ожерелье Зоны
Шрифт:
– Ну-ка, Ява, сползай, позырь, че там за вентили, может, надписи какие для тупарей типа нас имеются.
– Пускай лучше с КПВТ разберется, что крутить, куда давить, – порекомендовал наемник.
– Ты башенный пулемет имеешь в виду? – спросил Гриф.
– Да. С ним спаренный ПКТ 7,65.
– Ты, Пистон, не понтуйся: ПКТ, КПВТ, айнанэ, пальцем ткни.
Наемник тяжелым взглядом посмотрел на Грифа, вздохнул и заговорил:
– Там, слева от седушки, вертикальное колесо с рукояткой, это регулировка по высоте, рядом рычаг, это стопор. Их лучше не трогать, они отрегулированы на ростовую мишень, – к вооружению Пистон присматривался особенно и запоминал каждую мелочь. Кое-что рассказал Дрындыр, кое-что подсмотрел у стрелка. Пару раз беззубый Душман палил по слепым псам. – А вот прямо, колесо с рукояткой и кнопками, это поворот по горизонту и огонь. Нажмет на левую – крупнокалибер, на правую – 7,65. И сначала рукоятку перезарядки пускай передернет, там слева. И седло надо подогнать, чтобы не тянулся до прицела, там, на штанге крепеж. Глазок прицела сразу увидит. Черное такое резиновое кольцо.
Выслушав подробный инструктаж, сталкеры переглянулись.
– Обязательно посмотрит, – заверил Гриф наемника, – КПВТ – вещь нужная, но сначала Ява разберется с вентилями. Почитает, что да как.
Раскачиваясь, подпрыгивая и приседая, Алексей пробирался по транспортеру, цепляясь и опираясь за что только можно. Он добрался до задней перегородки, сел на край сиденья и взглядом неандертальца принялся рассматривать непонятные агрегаты, бугорки и выступы.
– Эй-эй, – заголосил Пистон, который первым почувствовал, что с машиной что-то не то. Обернулся и вытаращенными глазами уставился на Алексея, словно тот мог каким-то неумелым обращением с боевой машиной заставить ее идти юзом. Гриф тоже посмотрел на Алексея. Тот сидел на краю скамьи, склонился и как ни в чем не бывало, внимательно читал таблички с надписями, шевелил губами. Потом он встрепенулся, тоже почувствовав неладное, обернулся на них. А через секунду все ощутили, что БТР теряет ход. Дизель натужно заурчал, как будто транспортер увяз. Корма все быстрее ползла вправо, словно соскальзывала с крутого склона.
Алексея обняла невидимая рука и потянула к правому борту. Одновременно с этим раскачивающиеся под потолком на воздуховоде гофрированные шланги вдруг прилипли к борту. Автомат, который висел на левом плече Алексея, стал приподниматься, а ремень пополз с плеча. Какая-то зеленая круглая крышка с резьбой прогремела по рифленому полу и с глухим щелчком, словно к магниту, прилипла к броне. Ремни на подсумках для гранат, на бочке с питьевой водой зашевелились в ту же сторону. В сборнике для стреляных гильз забряцало, он выгнулся почти под девяносто градусов, словно БТР перевернулся на бок.
– Что за фигня? – Алексей левой рукой поймал сползающий автомат, правой подцепил ремень.
– Газуй! – заорал Гриф, ощущая воздействие аномалии.
Наемник вывернул колеса вправо и надавил на педаль акселератора. Двигатель взвыл, БТР как будто присел, а затем рывком вырвался из липких лап гравианомалии.
– Итить вашу на колбасу, – в сердцах выругался Гриф. – Стой, Пистон!
Наемник проехал еще метров десять, прежде чем остановился. Все качнулись одновременно вперед-назад, словно на них – картонных, дунул кто-то. Пистон поставил рычаг в нейтральное положение, дернул ручник. Ява тем временем цеплялся и карабкался по салону, с вытаращенными глазами пер к командирскому отделению.
– В этой консервной банке, – раздраженно говорил Гриф, поднимаясь с сиденья, – я ни черта не чувствую. – Сделаем так. Я выберусь наружу и буду говорить куда ехать. Ты, Пистон, не газуй и слушай внимательно. Делай как скажу, – сталкер внимательно и как-то с ударением посмотрел на наемника. Тот отвел глаза, пробурчал: «Лады». – Вот, – продолжил Гриф уже с меньшим нажимом, – ты, Ява, будь поблизости, – многозначительно посмотрел на парня, так многозначительно, что смысл этого взгляда стал ясен и наемнику. Тот фыркнул и отвернулся. Грифу, впрочем, его вдохи-выдохи были абсолютно безразличны.
– Детектор возьми, – сказал Алексей, чтобы прекратить затянувшееся неловкое молчание.
– Как-нибудь так справлюсь, – с этими словами Гриф повернул рычаг, откинул крышку люка, высунулся по грудь, осмотрелся, затем выбрался наружу, сел возле люка. Брюки сразу промокли. Дождь все еще моросил. Сталкер уселся на край, возле башни, ноги пристроил на поручни, левой рукой крепко ухватился за распахнутую крышку люка, правой придерживал на коленях автоматическую винтовку.
Свист турбины, рокот дизеля и шорох дождя забивали все звуки. Глаза, конечно, играли роль, но только там, куда светили фары. По бокам, с кормы, царили темнота и неопределенность. По большей части сталкер полагался на свои способности и надеялся почувствовать невидимое до того, как оно возникнет.
Гриф время от времени оборачивался назад, ожидая увидеть в темноте огоньки далеких фар. Но ничего подобного не наблюдал. Он понимал, даже если махновцы и поставили на ход «батон», вряд ли рискнут гнаться на раздолбанном рыдване за восьмиколесной крепостью. Он разделает из крупнокалиберного пулемета УАЗ и всех, кто в нем по своей тупости вздумает катить, как консервную банку. Хотя стоило сталкеру представить вылезающего через боковую дверь махновца с РПГ, ему делалось не по себе.
Чем дальше они отъезжали от «Салюта», тем призрачнее становилась эта картинка. Гриф все реже оборачивался, а через некоторое время и вовсе перестал утруждаться этим занятием.
Небо заволокло тучами – темень, хоть глаз коли. Гриф вспоминал, первым он почувствовал Коленьку. Полузомби-получеловек бродил вокруг хаты. Он уже не бормотал. Катушка поправила его состояние: он чуть быстрее понимал простые фразы, взгляд стал осмысленнее, движения точнее.
Что-то тогда забилось у сталкера в груди, глубоко, как при аритмии. И по мере приближения Коленьки толчки усиливались. Особенно пульсировало при появлении старика. Близкое его нахождение становилось неприятным. От усиливающегося сердцебиения казалось, еще немного, и какая-нибудь жилка или венка не выдержит.
Первое время Гриф даже морщился. Федорыч это заметил и после недолгих выяснений определил расстояние в три метра, ближе которого вибрации становились болезненными. И еще тепло. Словно Федорыч был ходячей жаркой. При приближении оно не обжигало, не уменьшалось, не увеличивалось, держалось в «терпимом» диапазоне.
Перематывался Гриф самостоятельно. Где не мог, там помогал Коленька. Со временем Гриф пообвыкся, аритмия трансформировалась в легкую вибрацию.
В дальнейшем сталкер обнаружил такие же ощущения к аномалиям и мутантам, словно внутри него был вшит миниатюрный детектор. Эта мысль не давала ему покоя. Он поинтересовался у Федорыча. Старик усмехнулся и проскрипел:
– Ничего, Гриф, привыкнешь. Это тебе такой подарочек от зоны. Радуйся и пользуй, коли заполучил. Ни я, ни кто-то другой не ответит тебе на этот вопрос. А будешь допытываться, могут и распотрошить: «Что это там у него такое колотится и реагирует? Может, проглотил чего? Нам бы тоже такое».
Сейчас Гриф прислушивался к этой загрудинной пульсации. Даже прикрыл глаза для лучшего восприятия. Что-то там в лесу живое ворочалось, возникало у границы и исчезало. Аномалии не попадались.
Свет фар задел накренившуюся старую осину, из которой на макушке росла молодая ель. Некоторое время Гриф вглядывался в сырую темноту, высматривая где-то там, за изломанными деревьями и кустарником «хату».