Ожидание футбола
Шрифт:
Я охотнее доверяю большим числам, уменьшение взысканий вызывает сомнение, все ли было замечено и наказано.
Знаменитый судья Тофик Бахрамов, мастер своего дела, одно время так уверился в себе, что вообще перестал наказывать на поле и бравировал тем, что, когда он реферирует, ничего не случается. Однажды он замял совершенно очевидный проступок защитника «Шахтера» Яремченко, который умышленно, грубо и опасно зацепил Ловчева, начавшего рывок без мяча, после чего спартаковец на одной ноге добрался до белой линии и, несмотря на старания врача, выбыл из игры. Бахрамов все видел, он погрозил пальцем Яремченко и выразительными жестами показал Ловчеву (а главное, публике и официальным лицам в служебной ложе), что все в порядке и происшествие – сущий пустяк. Это была
Это вранье, а по сути дела, подстрекательство, когда запальчиво твердят про «наших котят» и про «тех, костоломов». Правила футбольной игры едины во всем мире. Если и есть расхождения в так называемой трактовке правил в разных странах и на разных континентах, то, уж во всяком случае, они не касаются того удара сзади по ногам, который так ненавистен Шестерневу, не касаются злонамеренных приемов, которые легко различит каждый, кто в детстве гонял мяч и бывал «подкован» с умыслом.
Споры о грубости требуют бдительности. Больше чем в каком-либо другом разделе футбола тут надо разоблачать притворные обтекаемые, извинительные аргументы, не идя ни на какие соглашения. Грубиянов почему-то принято жалеть. Однажды «Советский спорт» трижды и поделом одернул молодого защитника. И тогда в редакцию принялись звонить и писать: «Что вы делаете, парень затосковал, каково ему теперь…»
Судьба начинающего футбольного безобразника вызвала сочувствие. О судьбе тех, более классных и заслуженных игроков, которых он бил, о судьбе зрелища ходатаи забыли. Чем-то это напоминает мягкость и снисходительность, которая иногда сопровождает пьяницу: «Ну выпил человек, подумаешь…» Так же и тут: «Ну ударил, с кем не бывает…»
О грубых приемах спорят. Мне кажется, что никогда не покривит душой перед футболом тот, кто, пусть перегибая палку, будет нетерпим к грубости, в какую бы футболку она ни была одета. Недаром же возник точный термин: «антифутбол». А ведь не «анти-Динамо» и не «анти-Арарат»…
«КРАСАВЕЦ ГОЛ! ВОТ УДАР ТАК УДАР!»
«ДА ТЫ ЧТО? ВРАТАРЮ БЫ РУКУ ПРОТЯНУТЬ, А ОН РОТ РАЗИНУЛ…»
Не существует арбитража, который бы рассудил эту перепалку болельщиков. Да и бесполезно вмешиваться: ясно, что один предан команде, забившей гол, а другой – пропустившей. Если в следующий раз проигравшие возьмут реванш, то и спорщики поменяются репликами и даже не улыбнутся, не уловят юмора в этом обмене по той простой причине, что такие споры они ведут много лет, после каждого матча. И на здоровье! Это открыто пристрастные люди, им видеть все как есть было бы неинтересно, постно. Право смотреть футбол по любви они оплатили и долгими годами верности своему клубу, хотя за это время меняли место работы и по второму разу женились, и тем, что вдосталь померзли и помокли на трибунах, простужались, срывали голоса, терпели притеснения начальников за тайные исчезновения в вечер футбола, и семейные скандалы за поздние возвращения, и тем, наконец, что десять лет ждут не дождутся, когда их родная и уж такая невезучая командочка хоть «бронзу» зацепит. С них взятки гладки еще и потому, что на деловую жизнь футбола они не влияют и преисполнены к ней почтения.
Но гол, о котором шло препирательство, он же факт футбольной жизни, и должно же существовать его верное истолкование…
Киевские динамовцы открывали чемпионат в Ереване. Спустя несколько дней там же играли московские динамовцы. В первом матче победили киевляне – 4:1, во втором «Арарат» – 3:2. Десять голов в двух матчах, да еще весной, бывают нечасто. Голы, естественно, были разные. Они вообще все разные. Был гол-урод, когда вратарь ереванцев Секепян поймал мяч после удара Сабо и вдруг выпустил его из рук за линию'ворот. Даже партнерам Сабо было неловко его поздравить. Даже многоопытный Алексей Петрович Хомич, дежуривший за воротами с фотоаппаратом, не снял этот момент и долго потом ворчал: «Поди знай, что он этакое выкинет!»
Были и прекрасные голы: тот же Сабо метров с двадцати с лету с подачи Хмельницкого – в верхний угол или Заназанян головой в прыжке в ворота Яшина. Были. и голы простенькие, которые принято именовать «трудовыми».
И тут я решил провести эксперимент и стал расспрашивать о всех этих «происшествиях» игроков и тренеров трех команд и наблюдателей, которые по весне так и роятся на южных стадионах. Может быть, только этот эпизод, когда вратарь выпустил пойманный мяч, не вызвал разногласий, да и то, как я подозреваю, потому, что это был четвертый гол киевлян, он ничего не значил ни для кого, кроме вратаря, которого потом встречать мне не приходилось. А если бы этот гол решил судьбу матча, то, убежден, кто-то из победителей взялся бы доказывать, как коварен был удар Сабо.
Остальные же голы «решались двумя способами» и с разными ответами. Сторона забившая считала их превосходными, мертвыми, а сторона пропустившая не моргнув глазом называла имена своих игроков «сглупивших», «побоявшихся», «споткнувшихся». Слушая объяснения пропустивших, нетрудно было прийти к выводу, что при правильной игре вообще не было бы никаких голов, футбол выродился бы в бесцельную беготню, а игроки, виновные в пропущенных голах, выглядели оплошавшими ребятишками, а не известными мастерами. Что-то скучное, занудное было во всех этих объяснениях, футбол на твоих глазах разоблачали, он терял все свои красоты. Да и подозрительно выглядела слишком уж задиристая, нервная односторонность этих объяснений. Сабо будто бы забил свой гол в прыжке головой чисто случайно, мяч полетел совсем не туда, куда он хотел его направить, гол Заназаняна будто бы проворонили сразу и вратарь (Яшин!), и все защитники, которых учат и учат, как надо поступать в таких случаях, а они упорствуют в ошибках… И так далее.
Сомнений нет, в профессиональные обязанности тренеров входит микроскопический разбор малейшего эпизода, а пропущенные голы так и вовсе должны становиться темой очередных уроков. Впрочем, и в этом случае трактовка гола только как своей ошибки, без привлечения внимания к выказанному соперником мастерству, превратит урок в нотацию.
Мне представляется, что при верном восприятии футбола прежде и выше всего должны оцениваться блестки искусства, их надо «вымывать» из пустой породы, ими надо дорожить, они общие – футбольные. Рассматривать и объяснять игру как цепь разного рода оплошностей – занятие унылое и бескрылое. «Кайся, грешник!» – звучит в грозных надсадистых проповедях.
Была бы охота, и можно докопаться, что любому прорыву, меткому попаданию, красивой перепасовке мяча предшествовала или способствовала та или иная неточность, заминка игроков другой стороны. Но что из того? Футбольные композиции, заставляющие стотысячные стадионы взрываться бурей восторга, возникают не на гладком полу подмостков, согласно фантазии хореографа, а в неотступной горячей борьбе, в преодолении яростного сопротивления, они вымерены завоеванными сантиметрами газона, долями секунды. Противника ведь надо заставить совершить эту самую роковую ошибку, и на это подчас уходят все силы!
Так разве справедливо, оценивая красивый эпизод, на первый план вытаскивать промах, тем самым как бы бросая тень на чужое достижение?! Да и не в одной справедливости дело. Как сподручнее, проще и безопаснее объяснить свой проигрыш? Ясно, что глупой оплошностью одного-двух игроков и, уж конечно, не тем, что «нашу» команду переиграли, превзошли в быстроте и смекалке.
В тех двух матчах, о которых я упоминал, киевляне хоть и воспользовались ошибками ереванцев, но показали в целом игру более высокого уровня, а москвичи допустили уйму промахов, потому что ереванцы подавили их темпом, отчетливо выраженным боевым настроением, заставили обороняться в нервном режиме. И та и другая победы выглядели совершенно обоснованными.