Ожидание футбола
Шрифт:
Впрочем, это не больше чем частный пример. Едва ли не ежедневно приходится убеждаться, что футбольная улица вымощена булыжниками разговоров о решающем значении ошибок. Кругом одни ошибки. И телекомментаторы особенно в этом усердствуют…
Вспоминается Мехико в дни чемпионата мира 1970 года. Только что отпылал матч Италия – ФРГ. Игра тлела до последних секунд, итальянцы исполняли свой излюбленный вариант защиты счета 1:0 в свою пользу, но тут Шнеллингер, их ландскнехт из «Милана», изредка, для души, играющий за сборную своей страны, сравнял счет. А в дополнительные полчаса игра вспыхнула так, словно ленивый огонек добрался до бензина. За эти полчаса с удивительной легкостью
И вот с пылу с жару пресс-конференция в ярко освещенном (для съемок) отсеке бетонного подземелья стадиона «Ацтека». Валькареджи, тренер итальянцев, сидит, расслабленно бросив руки и не имея сил улыбнуться. Его мягкое мясистое лицо распарено, словно он из бани, а седые редкие волосы как выступившая соль. Ему первое слово как победителю. Он глубоко вздыхает и произносит неожиданные слова: «Никогда не знаешь, чем это кончится, результаты игры – знак судьбы…» И представилось, как этот человек прожил последние полчаса в окопчике рядом с полем, как он призывал божью милость. Но, выпалив это и видя, что окружавшие его журналисты иронически улыбаются над слишком уж честным признанием «главнокомандующего», Валькареджи поспешил сложить по-наполеоновски руки, нахмурил лоб и продолжал: «Да, победного варианта во всех подробностях заранее не разработаешь, но в общих чертах многое можно предусмотреть, во всяком случае, надо пытаться это делать…» И разошелся, и все редкостные события этого матча выписал и решил, как нетрудное уравнение.
Валькареджи все-таки в признании-вздохе невольно выразил в свой славный миг (его сборная вышла в финал) то, чем постоянно живет тренер: едва ли не в каждом матче он не может поручиться, чем кончится дело. Игра есть игра, и во всех случаях какой-нибудь особый, новый оборот событий. Почему, скажите, один раз мяч, ударившись о штангу, отлетает прочь, а в другой раз – в сетку? Геометр тут же исчислит угол попадания и угол отражения и предъявит миллиметровую разность. Кто же в этом сомневается! Но чертежи и теоремы на футболе в счет не идут, там наше учащенное дыхание, наше сердцебиение, там нас раскачивает между крушением всех надежд и полным торжеством…
Что можно считать тренерским девизом? Не выразить ли его так: «Предусмотри все, что возможно, а затем отдайся на волю волн!» Нет такого девиза, хотя, как мне кажется, работа тренеров, их переживания в него укладываются.
Однако признание того, что в такую разумную игру, как футбол, вторгаются то и дело обстоятельства, которые предусмотреть невозможно, но с существованием которых приходится считаться, нельзя путать со злостным намерением решительно все объяснять с помощью одних ошибок.
Возня с ошибками – для побежденных. На той же пресс-конференции тренер сборной ФРГ Шён первым делом сказал: «Мы были неосторожны в защите, когда игра уже была в наших руках». Верно, но сказано не все. Итальянцы, после того как добрый час коченели в окопах, в дополнительные полчаса взбеленились, и пошла игра в обмен ударами. Вот как развивался счет: 0:1, 1:1, 2:1, 2:2, 3:2. Обе защитные линии трещали по швам, и надо было изловчиться нанести последний удар. Ошибок было полно, но экстаз, в котором находились обе команды, делал эти ошибки как бы невидимыми и извинительными. Насколько мне известно, никто и не разбирал по всей строгости футбольной науки эту незабываемую страничку мексиканского чемпионата.
Разбор ошибок должен происходить в тиши учебного класса, быть невидимым миру уроком. Но так получилось, что этот разбор заполонил страницы газет, его ведут радио и телевидение, об ошибках наперебой толкуют тренеры в своих интервью и, уж конечно, лица, ответственные за команды, а вслед за ними охотно пускаются в критический анализ и многие из тех, кто смотрит футбол. Не надоедало ли вам, читатель, это плаксивое перечисление недоразумений? Не начинал ли из-за него футбол – богатырская забава смахивать на комедию ошибок?
Ошибки – в порядке вещей, они неизбежны, более того, закономерны, потому что заставить противника их совершать – прямая задача обеих сторон. Для этого существуют и высокий темп, и дополнительная выносливость, и техническое преимущество, и разнообразие комбинаций, рассчитанных на то, чтобы противник сбивался с ног, клевал на хитро закинутую удочку. И если всем этим одна из команд сполна располагает и умеет пользоваться, а другая в конце концов в каком-то месте вдруг вынужденно открывает фронт, не сумев предотвратить прорыв там, где его трудно было ждать, то разве надо выпячивать промах, а не поздравлять наступавших?! Разумеется, речь не идет о таких, например, оплошностях, как небрежный пас защитника своему вратарю, когда мяч успевает перехватить чужой форвард. Это чистой воды растяпство. А иной раз ведь и гол, забитый игроком в свои ворота, выглядит натурально, если игрок действительно был поставлен противником в безвыходное положение.
Мы сушим футбол, превращая его зеленую арену в ученическую тетрадь с бесконечными помарками и красными учительскими значками. Нет никакого резона в менторском тоне, в желании всюду и всегда обнаружить изъян. Куда как лучше уметь радоваться тому, что сделано прекрасно! И вовсе не ради нашего простодушного безмятежного удовольствия. Просто в футболе, где ценности создаются долгим честным трудом, достижение неизмеримо важнее и интереснее, чем ошибка. И на них, достижениях, вопреки поговорке учатся и растут скорее, чем на ошибках.
«БУДЕТ ИГРА, БУДУТ И ОЧКИ!»
«НАДО ВЗЯТЬ СВОИ ОЧКИ, ВОТ И ВЕСЬ СКАЗ».
Очки и игра. Победа и игра. Разве не равнозначны эти понятия? Поскольку футбол способен существовать только в противоборстве, и одна команда, как бы ее красиво ни экипировать, как бы хорошо ее ни обучить, без противника никому не нужна и ничего собой не представляет, разве не резонно провозгласить единицей измерения турнирное очко, как минуту – единицей времени, градус – температуры, ампер – силы тока? И почему бы не считать эту единицу исчерпывающе точной, исключающей какие-либо сомнения и кривотолки? И ведь какое заманчивое удобство: взглянул, сколько у команды очков, и получил ответ, как она играет!
Очки заведены и не случайно и не зря. Не принято, например, ставить под сомнение чемпионов, которые выявляются в конце многомесячного турнира по наибольшей сумме очков, набранных, как в последние годы у нас, в тридцати матчах. Результат одной какой-либо встречи еще можно оспорить, если одна из команд, по нашему мнению, играла живее, предприимчивее, смелее, но проиграла из-за пустячной, досадной неловкости. А итоговые суммы, насколько я помню, никто не объявлял случайными или липовыми. Даже в тех случаях, когда у двух команд эта уважаемая сумма оказывалась равной и чемпиона выявляли либо по соотношению забитых и пропущенных голов (1947), либо по дополнительному матчу между ними (1964 и 1970) это воспринималось всеми как должное, потому что победитель, прежде чем он воспользовался преимуществами добавочными, второстепенными, имел уже неоспоримое достижение. Раз двух чемпионов быть не может, делать нечего, пусть их рассудит какая-нибудь малость, любой достоин верхней тронной ступени.