Ожидание Соломеи
Шрифт:
После этого выступления начальник отдела позволил себе сделать несколько выводов. По его мнению, Миома Дулович мог быть как гениальным фальсификатором, так и гениальным террористом, находящимся на службе у советской разведки. Также начальник отдела позволил себе резюмировать выступление, заявив о важности выяснения — в действительности ли на острове находится межконтинентальная ракета или же это лишь искусная модель.
Шеф ЦРУ язвительно заметил докладчику, что они именно для этого и собрались, иначе на остров был бы послан десяток пехотинцев и вопрос был бы снят
Совещание длилось почти четыре часа, и на нем было высказано немало путных соображений. Почти все были уверены, что ракета не настоящая, что это всего лишь модель. Но тем не менее оставалась крохотная вероятность, что ракета все же подлинная, а ее части были доставлены на остров с помощью кубинской подводной лодки. С этой крохотной вероятностью предстояло считаться.
Совещающиеся остановились на том, что необходимо установить подлинность ракеты или же увериться в блефе. Для этого предполагалось использовать опытного разведчика… Также высокопоставленные чины пришли к единодушному мнению, что обо всем происшедшем необходимо доложить президенту и тем самым переложить на него часть бремени, неожиданно свалившегося на разведку.
На следующий день директор Центрального разведывательного управления встретился с президентом и сумел его озаботить сложившейся ситуацией.
Президент решил сам контролировать ситуацию и счел необходимым вступить в личную переписку с одним из самых богатых террористов мира. Также он просил шефа ЦРУ не предпринимать никаких самостоятельных шагов, прежде не посоветовавшись с ним.
Директор обещал, на том они и расстались друзьями.
Через две недели после того, как президенту Соединенных Штатов была отправлена «вкусная» посылка, Гуасье зашла в сад и увидела Миому сидящим в шезлонге и пристально смотрящим на изящную девичью головку, сделанную из белого мрамора. Также она заметила, что под взглядом лысого страшилища головка осыпается мраморной крошкой, обретая законченные очертания.
В этой изящной головке Гуасье узнала себя, но виду не подала, а подошла к Миоме и обняла его за шею.
От неожиданности Миома вздрогнул, по его телу прошел электрический разряд, он неудачно взглянул на мраморную головку, и она развалилась на несколько неравных частей.
Эбонитовая девочка так расстроилась, что расплакалась, роняя горячие слезы на изуродованный череп скульптора. Впрочем, она быстро взяла себя в руки, утерла черную мордашку и спросила Миому:
— Ты ведь еще сделаешь? Правда?
Растроганный Миома кивнул головой и поклялся себе, что сделает для этой девочки все, чего она ни пожелает.
— Я рожу тебе ребенка, хочешь? — спросила Гуасье, запуская свои длинные пальчики под рубашку Миоме и перебирая ими так славно, что у него мурашки побежали по коже, и он тут же забыл обо всех делах.
Гуасье увлекла Миому к зарослям отцветающих тюльпанов, где он впервые в своей жизни испытал любовь во всей ее распустившейся сладости.
Как-то, лежа на мелководье и дыша с помощью акваланга, я любовался подводными красотами. Океан
Неожиданно поверхность была потревожена, и я увидел две черные ножки, осторожно ступающие по устеленному галькой дну. Я вынырнул и увидел Гуасье. Она стояла по колено в воде, абсолютно голая, ничуть не стесняющаяся своей наготы и глазеющая на неожиданно всплывшего «Ихтиандра».
— Ты что здесь делаешь? — спросила с любопытством она.
— Живу, — ответил я, сняв маску.
— Прямо в воде?
— Нет… Вон мой дом.
Я указал пальцем на свою ферму, и она посмотрела на нее оценивающе.
— Ты тоже гражданин нашей страны?
— Ага.
— Ты русский?
— Ага.
— А русские все время «агакают»?
— Все время, когда видят голых девушек, — ответил я, скидывая акваланг.
— Тебе не нравится?
— Нравится.
Гуасье зачерпнула воды и растерла мокрыми ладошками свое разгоряченное тело.
— Ты кто? — спросила она.
— Летчик.
— А где твой самолет?
— Разбился.
— Поэтому ты стал подводником?
— Поэтому.
— Я окунусь?.. Слишком жарко стоять…
Она грациозно нырнула, а я выбрался на пляж, улегся на песок и смотрел на нее, плескающуюся и отфыркивающуюся. Через несколько минут она вышла из воды и улеглась рядом. Ее мокрое тело волновало меня, заставляя лежать на животе.
— Ну? — спросила она.
— Что? — не понял я.
— Ну и как же ты живешь здесь без женщины?
— Я ловлю рыбу.
— И поэтому все время лежишь на животе?
— Нет, только сейчас… Ты меня волнуешь.
Гуасье тяжело вздохнула, словно уставшая от мужского желания, стряхнула с себя песок и перевернулась на спину.
— Покажи мне свой дом, — попросила она. — Здесь на острове так мало развлечений.
— Пойдем, — согласился я. — Только оденься.
Она пожала плечиками и натянула бикини.
Мы поднялись к моему дому, она шла чуть впереди и, увидев великое множество сушащейся во дворе рыбы, развела руками.
— Ты великий рыболов! — сказала она. — Ты меня удивил.
Затем она обошла три мои комнаты и внимательно их разглядела.
— Ничего интересного… Дом, в котором я живу, гораздо лучше.
Она стояла в самой темной комнате, и я видел лишь ее большие глаза.
— Ну что? — спросила она. — Так и будешь стоять?
— А что мне делать?
— Я же вижу, что ты хочешь на меня накинуться… Всегда будь рабом своего желания!
— Ты ошиблась… Я вовсе не хотел на тебя накидываться.
— Ну и ладно… — сказала Гуасье. — Я, пожалуй, тогда пойду. Сейчас обеденное время.
Она надела маечку и ушла, на прощание махнув мне ручкой.
В один из дней Миома получил официальный пакет с эмблемой Белого дома, с письмом, лично подписанным президентом Соединенных Штатов Америки.