Ожидайте перемен к лучшему
Шрифт:
В лесу послышался какой-то странный шум, деревья закачались, словно от внезапного порыва ветра, и в темнеющем предвечернем небе заискрились ярко-синие огоньки. Наверное, это было красиво, похоже на праздничный фейерверк, но Кира почувствовала, как по спине пробежала ледяная волна и сердце сдавил темный, нерассуждающий ужас, почти паника. Хотелось закрыть глаза и бежать без оглядки, не разбирая дороги, лишь бы прочь от этого места! Но здесь была Настя, и оставить ее, чтобы снова потерять навсегда, было выше ее сил.
Кажется, и она слегка встревожилась. Оглянувшись назад, к лесу, девушка вытянула руку вперед, словно
– Прости. Я должна возвращаться. – В голосе ее звучали чуть виноватые нотки.
– Настенька, нет! Ну пожалуйста, не оставляй меня!
Узкая прохладная ладонь на миг прикоснулась к ее щеке, отирая слезы.
– Ты подожди меня. Я скоро вернусь.
Настя помахала ей рукой и пошла назад, к лесу. Кира бросилась было бежать за ней, но ноги вязли в глубоком снегу. Она спотыкалась, падала, снова поднималась на ноги… В этот миг она молила только о том, чтобы дочь задержалась рядом с ней хоть ненадолго. Еще один взгляд, еще одно слово!
И чудо произошло. Настя вдруг обернулась.
– Я вернусь! – повторила она, потом помолчала секунду и сказала непонятно: – Ты сама дала мне такое имя [2] .
Это было так неожиданно, что Кира застыла на месте. В самом деле, при чем тут имя?
А Настя уже исчезла за деревьями.
Нет, все-таки больше заснуть не удастся! Солнце бьет прямо в глаза. Вечером Кира забыла задернуть шторы, и теперь вся комната залита ярким светом.
Стоило ей слегка приподнять голову, как Динка начала тихо поскуливать, кружа возле кровати. Ясно было, что теперь она хозяйку в покое не оставит, пока не добьется своего…
2
Анастасия (греч.) – воскресшая, возвращенная к жизни.
– Ну ладно, ладно! Не видишь – уже встаю! – проворчала Кира с притворной строгостью.
Она уже привыкла к ежеутренним прогулкам и начала даже находить в них некоторое удовольствие. Просто так нипочем гулять не пойдешь, но раз приходится… Опять же и для фигуры полезно.
Кира поднялась с постели – осторожно, чтобы не разбудить мужа. Она потянулась за одеждой, сложенной на стуле, когда заметила, что Игорь уже открыл глаза и наблюдает за ней.
– Что, разбудила? Извини… Ты спи, рано еще!
– Да нет, ничего… Все равно вставать скоро.
Кира присела на кровать, чтобы натянуть джинсы, и тут, улучив удобный момент, он ловко схватил ее и притянул ее к себе.
– Красивая ты у меня, Кирюшка! Даже отпускать неохота…
– Игорь! Ну что ты творишь! Нашел время… – возмутилась Кира. – Ты все с глупостями, а Динка вот-вот описается!
Она вывернулась из объятий мужа, раскрасневшаяся, растрепанная, но его игривое настроение передалось и ей. Кира лукаво улыбнулась, бросив на Игоря быстрый взгляд из-под ресниц. Да, пожалуй, если бы не собака, то все бы кончилось совсем по-другому! Пусть говорят сколько угодно, что желание с годами притупляется, и женщине, перешагнувшей сорокалетний рубеж, думать о сексе как-то вроде бы и неприлично… Но последнее время у них с Игорем это случается все чаще и чаще – почти как тогда, когда они были совсем молодыми. Пожалуй, в их объятиях теперь больше нежности, чем страсти, но оказывается, зрелая любовь и близость радует не меньше, чем годы назад!
А Динка все вьется под ногами, вертит хвостом и умильно заглядывает в глаза, словно хочет сказать: «Хозяйка, ну когда же? Сколько можно ждать?»
– Сейчас, сейчас, псинка! – Кира ласково потрепала собаку по голове. – Сейчас гулять пойдем!
Услышав волшебное слово, Динка стремглав помчалась в прихожую и уселась у входной двери. Кира принялась торопливо одеваться. По утрам это занятие давно превратилось для нее в отработанный ритуал, так что она вполне могла бы проделать его даже с закрытыми глазами. Волосы – в хвост! Джинсы, майка, кроссовки, куртка… Поводок – в руки и на улицу.
Кира медленно шла по утоптанной тропинке. Динка носилась по пустырю, распугивая голубей, вынюхивая что-то в траве. А Кира щурилась на солнце, улыбаясь неизвестно чему, и вдруг ей показалось, что она впервые видит все это – небо, деревья, пламенеющие красными и золотыми листьями, алые гроздья рябины… На миг она ощутила себя крошечной частицей Вселенной, вращающейся в неизменном и вечном круговороте жизни. Как за осенью приходит зима, а потом – весна, так за увяданием неизбежно наступает новое цветение. Все повторяется, а значит, смерти нет!
– Гав! – Звонкий лай прервал течение ее мыслей, так что женщина даже вздрогнула от неожиданности. Динка притащила палочку и бросила ей под ноги, приглашая поиграть.
Домой Кира вернулась румяная, раскрасневшаяся. Все-таки прогулка на свежем воздухе – великое дело! Игорь уже встал и теперь брился в ванной.
Тем временем проснулся Ванечка, заворочался в кроватке, и Кира поспешила к нему. Малыш сидел, протирая глаза, но, увидев ее, улыбнулся светло и радостно.
– Мама!
Это слово он всегда произносил с особенной интонацией. Кира даже смущалась иногда – чувствовала себя не вполне достойной такого обожания. С тех пор как Ванечка появился в их доме, она просто диву давалась, как быстро ребенок стал догонять – а то и перегонять! – в развитии своих нормальных сверстников. Говорить он начал почти сразу, причем не отдельные слова, а целые предложения, сам, в один день, научился читать… Сейчас в нем почти невозможно узнать худого и бледного ребенка с отрешенным взглядом, на котором когда-то поставили клеймо безнадежной умственной отсталости!
– Проснулся, мой хороший! Вот сейчас мы встанем, умоемся и в садик пойдем!
– Пойдем, – согласился Ваня, – а ты вечером придешь?
Каждый день он задавал этот вопрос, словно до сих пор сомневался, что у него есть дом и родители, которые его не бросят. И каждый раз Кира отвечала:
– Приду, приду, Ванечка! Обязательно. Хочешь, пораньше тебя заберу?
Ваня задумался на мгновение, сдвинув светлые бровки, потом ответил:
– Не надо. Как все приходи.
Почему-то ему было очень важно, чтобы за ним приходили в положенное время, как за другими детьми. В раздевалке было тесновато и шумно, мамы торопились побыстрее одеть своих чадушек и выйти на свежий воздух. Дети шалили, капризничали, а Ваня вышагивал рядом с ней такой гордый, словно всему миру хотел показать, что теперь он такой же, как они.