Ожог от зеркала
Шрифт:
– Расскажите ещё раз, как это началось, – попросил Никита. Фарсал терпеливо кивнул.
– Тварь, а именно так должно называть это существо, проникла в их мир в конце девятнадцатого века. До этого жизнь людей последовательно налаживалась. Всё становилось лучше – возрождалось искусство, очищались от скверны религии, медленно, но верно богател даже простой люд. Их мудрецы предчувствовали приход Твари, страшились её, что отразилось в священных текстах и пророчествах. Но никто не знал, в каком обличье она придет. И вот всё стало ухудшаться.
Всё сразу и во всех областях, а началось именно с этого существа, появление которого было встречено
Быт улучшился. Якобы. Вот только стала исчезать рыба из рек и звери из леса. Человек перестал быть человеком, он все меньше походил на разумное существо – не сразу, почти полтораста лет прогрызала Тварь защиту человеческого социума. Начались чудовищные войны. Убийство стало почти обыденностью. Если сравнить их газетные статьи с интервалом в столетие... Те кошмары, от которых у прадедов леденела кровь, не вызвали бы у потомков даже беглого внимания. Смерть перестала травмировать, потому что в глубине души каждый человек уже понимал, как мало она значит. Каждый понимал, что он пустышка, что умерли давно и все.
– А рыба и звери? Человек Твари помеха, а зачем она природу губит? – спросил Тарас.
Фарсал потянулся за посохом, но потом передумал.
– Опять ты не понял. Человек ей не помеха, не враг. Человек ей сырье и дойная корова. Она паразит, развивающийся в астральном существе, имя которому человеческая цивилизация. – Фарсал вытянул из чучела новое перо и закрутил его в пальцах. – Человек ей нужен, как осе необходима гусеница, чтобы отложить яйца. А остальное... Природа благо для нас, а электрической твари нужна техногенная среда. Поэтому все их так называемые технологии несут в себе страшный, разрушающий заряд, мысль пачкается ещё на уровне изобретения, и сбросить это ярмо они не в силах.
– Странный термин. Техногенная.
– Хвала Создателю, что он вам не знаком. Это термин из того мира, и он очень точно отражает суть.
– А если мы им поможем?
– Там некому помогать. Они довольны своей жизнью. Они живут в бетонных, пронизанных стальной арматурой клетках, по которым всё время струится напряжение Твари, они всё чаще смотрятся в её личину, подпитывая это существо последними крохами своей энергии, и даже когда нет большого экрана, таскают с собой маленькие экранчики, то и дело в них поглядывая, замирая в прострации, как сомнамбулы.
– Но ведь эти предметы, наверное, улучшают их быт?
– Конечно. Стойло тоже улучшает быт коровы. Внимание: энергетика, которую они отдают этим предметам, совершенно несопоставима с их полезностью. Они убивают всё вокруг, гонясь за призраком ленивого удобства. Их музыка постепенно ускоряется, они уже не воспринимают классику прошлых веков. Это означает, что внутренний пульс, ритм социума стал лихорадочным и частым. Они разрушили озоновый слой, получили огромное количество новых болезней, ломают всё вокруг уже на генетическом уровне и так далее. И лихорадочно обновляют электронные щупальца Твари, объясняя этот процесс модой. Меняют старые удобства на новые без всяких видимых причин. Кстати, их даже не смущает разница в скорости прогресса. Все, что связано с Тварью, эволюционирует в десятки, в сотни раз быстрее, чем их собственные изобретения. Над своим обновлением работает уже сама Тварь, а люди используются как придатки. Но эти пустяки тоже не привлекают их внимания. Видимо, они считают, что это нормально – быть «гениальными» только в области электроники. – Фарсал сделал глубокий вдох, по-особому сложив на груди руки. – Пока достаточно. Нам пора заняться практикой.
– И где ж ты был? Я, между прочим, волновалась.
– По-моему, ты спала.
– Я волновалась, а потом забылась сном.
– У Фарсала, конечно. Проходили этап калибровки.
– А что это?
– Это связано с астральным телом. Своего рода синхронизация. Вибрации двух тел, астрального и физического, приводятся в синхрон.
– Мы же договаривались поесть шашлык и пойти на море.
– Фарсал всё отменил. Там очень долгая метода.
– А ты что, не мог сказать, что вечером занят?
– Как же я скажу?
– Так бы и сказал. Перенесли бы на другой день. Ты же со мной раньше договорился.
– Я не могу его ослушаться. Он Учитель.
– И что, ты будешь выполнять распоряжение, с которым не согласен?
– Конечно.
– Но это же неправильно.
– Это как раз правильно. Если ты выполняешь только те распоряжения, с которыми согласен, это значит, что ты вообще делаешь то, что тебе самому хочется.
Варвара задумалась. Потом буркнула:
– А на договоры со мной, значит, наплевать.
– Я же тебе свистел по глине.
– Наплевать и растереть.
– Варенька, ну, не передёргивай.
– Подумаешь, Варька.
– Ну, рыбка моя икряная! Не капризничай.
Варька замолчала. Икряная рыбка ей понравилась, и она сменила гнев на милость.
– Ну ладно. Хочу ласки и комплиментов.
Теперь задумался Тарас.
– Яблочко моё.
Варя благосклонно кивнула. Фантазия школяра меж тем иссякла.
– Тыблочко моё.
– Я девочка.
– Ты моё тыблочко.
– Я девочка Варенька.
– Ты моя девочка Варенька по имени Тыблочко.
– Ну ладно, – засмеялась Варвара. – На это я согласна. А ты тогда кто?
– Я тыблочкоед, – объяснил Тарас. – Вернее даже, тыблочкожор. В общем, тыблочкозаглатыватель.
– Понятно, – огорчилась Варя. – Я тебя, понимаешь, обманула.
– В чём? – заинтересовался Тарас.
– Я не девочка Варя.
– А кто ты? – ещё больше заинтересовался Тарас.
– Я тыблочкожоропостенеразмазыватель! – страшным голосом сказала Варвара, обнажив хищные зубы. Беззащитная шея Тараса дёрнулась, пытаясь оттянуть неизбежное, а затем в неё впились плотоядные клыки. Какое-то время они терзали дрожащую плоть, насыщаясь судорогами и страхом жертвы, затем укусы стали мягче, нежнее и, наконец, перешли в исцеляющий поцелуй.
Выжившим остаткам Тараса стало легче.
Стража Северных ворот пребывала в своём обычном расслабленном режиме. Только что им наказали не впускать в город валчей. При этом начальник толком не знал, ни как выглядят благородные всадники, ни даже сколько их, так что это никак не сказалось на бдительности доблестных охранников. Крестьян и тем более благородных досматривали как обычно. А обычно всё ограничивалось мздой. Одиноких молодух более тщательно, дабы под паранджой в город не проник вражеский лазутчик. Впрочем, Турция не Европа, и даже «более тщательный» досмотр не включал в себя злостных прикосновений – просто женщин без мужа обязывали что-нибудь сказать, удостоверяясь, что тёмная фигура действительно женщина. То, что лазутчик может и в самом деле быть женщиной, в мусульманскую логику просто не укладывалось.