Озябнуть в Зимбабве

Грозная Кира

Как я ему была благодарна в этот момент! Подскочила, прижалась щекой к рукаву тёплой «Аляски»…

Мама рассмеялась:

– Да это наша семейная шутка! Правда, дочь? Во-от, она понимает…

Да, я понимала: мама никогда не признает моё облако. Никогда и на за что.

Потом меня укладывали спать, и они уходили уже вдвоём. Оба думали, что я, нагулявшись и надышавшись свежим воздухом, засыпаю, как убитая. Но я не спала… Однажды мама вернулась из кино, тихо прошла в комнату и села на краешек моей кровати.

– Доченька, –

произнесла она неузнаваемым голосом, – ты хочешь, чтобы Виталик был твоим папой?

Я кивнула. Я была, конечно, не против. К тому же чувствовала: меня спрашивают для отмазки, для приличия. И если я сейчас заору, что не хочу папу Виталика, я только всё осложню. Фактически ничего не изменится. Виталик будет моим папой, он уже и так мой папа, они без меня всё решили.

На Новый год Виталик подарил мне большой железный автобус. У него откручивались колёса, открывалась одна передняя дверца, а когда я нажимала на крошечный рычажок, внутри загоралась тусклая лампочка. В общем, всё, как я и мечтала! Я знала, что Виталик привёз автобус из Ленинграда – и даже знала заранее, что он привезёт мне его, когда Виталик собирался в Ленинград за какими-то документами.

– Неужели Танечка не любит кукол? – удивлялся Виталик. – Помню, моя Лиза радовалась каждой кукле…

– У Тани есть большая кукла, подаренная ей на годик, – отвечала мама. – Были и другие. Сейчас в Майкопе валяются: одна без глаза, у другой нет полголовы, у третьей – руки. Это всё «раненые солдаты». Если хочешь порадовать ребёнка, привези ей автомат, или танк, или, в крайнем случае, грузовую машину… Хотя нет, лучше автобус. Она в Майкопе у кого-то увидела игрушечный автобус, потом долго им бредила.

Они вполголоса обсуждали мой новогодний подарок, думая, что я сплю…

И вот этот чудесный автобус стал, наконец, моим – и я смогу им вдоволь наиграться!

В новогодний вечер мы вместе украшали ёлку, доставая из обувной коробки стеклянные шарики, золочёные шишки, фигурки животных и местами облупившегося Деда Мороза. А после того, как мама накрыла на стол, отправились к тёте Вале и Генке, чтобы пригласить их к себе.

Меня разочаровала их ёлка. Она была совсем маленькая, чуть выше обеденного стола. Ёлку украшали блескучая мишура, пять-шесть самодельных снежинок из тетрадной бумаги – и всё! Ни гирлянд, ни игрушек, ни красной звезды на верхушке – ничего!

Я ещё не знала слов «бедность», «убожество», – а от Генкиной ёлки на меня дохнуло и тем, и другим.

Как только мы вышли (тётя Валя пообещала, что они соберутся и придут), я спросила:

– Мама, почему у Генки ёлка без игрушек и гирлянд?

– Потому что тётя Валя его не балует, – резко ответила мама.

Что такое «балует»? Вот «балуется» – это понятно. Мне часто говорили: «Не балуйся!» И я всегда понимала, что взрослые имеют в виду.

Я тут же представила, как тётя Валя «балует» Генку. Она пляшет перед ним, высунув язык, смешно раздувает щёки, таращит глаза, растопыренными пальцами изображает большие уши. А Генка сидит в углу на табуретке, смотрит на мать – и такой

неподдельный восторг написан на его простодушной рожице! И он на глазах сам становится балованным-пребалованным…

Способна ли тётя Валя доставить Генке такое счастье? Конечно, нет.

– Но ты меня тоже не балуешь, – заметила я.

– Ох, и неблагодарная же девочка, – возмутилась мама. – Чего тебе мало? Для тебя только и стараемся!

Наконец, гости пришли. Телевизора у нас не было. Взрослые пытались слушать праздничную программу по радио, но всё тонуло в сплошных помехах. Тогда Виталик достал гитару и заиграл, запел: «Утро туманное, утро седое…» Все слушали, даже Генка притих.

Стол украшали салаты, цыплёнок табака, рассыпчатая варёная картошка. К чаю мама испекла торт-сметанник и свои фирменные плюшки в сахарной пудре.

Но Генка всё равно умудрился испортить праздник: увидел под ёлкой мой автобус и тут же схватил его, а когда я отобрала, устроил настоящую истерику.

– Моё! – ревел он и с силой тянул автобус к себе. Генка был пунцово-распухший и пускал пузыри ртом. Тётя Валя отшлёпала и уволокла его домой. Но его рёв ещё долго стоял у меня в ушах. Весь новогодний вечер…

Спать меня уложили рано. Автобус я взяла с собой в кровать.

Мама с Виталиком сидели за столом и приглушённо разговаривали. Потом мама подошла к моей кровати и отдернула ширму из покрывала.

– Не спишь? – спросила она. И, не дожидаясь ответа (и так понятно, что не сплю), проговорила: – Таня, ты должна подарить автобус Геннадию.

– Почему?! – я подскочила и села в кровати.

– Потому что ты видела, как он расстроился. Ведь у него нет такой чудесной игрушки, а у тебя есть.

– Ну и что! Обойдётся! – закричала я, прижимая автобус к груди. – Это моё!

– Мы тебе новый купим, – сказал Виталик. Он тоже подошёл к кровати и встал рядом с мамой.

– У тебя ведь есть папа, – проговорила мама, и Виталик, улыбнувшись, обнял её за плечи.

– А у Генки? – тихо спросила я, вытирая слёзы.

– А у Генки нет.

Я молчала, смотрела то на маму, то на Виталика. Перед глазами стоял жалкий зарёванный Генка. Что-то произошло в нашем маленьком королевстве. Я не понимала толком, что именно, однако знала уже: я не смогу радоваться игрушке. Не смогу вынести автобус во двор, играть вместе с Генкой. Он отберёт его и сломает… хотя не только в этом дело…

– Ну что, пошли? – спросил Виталик. Я кивнула. Вылезла из кровати и быстро, тихо оделась… К соседям мы отправились вдвоём.

Тётя Валя ещё не спала. Генка тоже не спал, хотя делал вид, что спит: лежал, не ворочаясь, и почти не всхлипывал.

Я подошла к Генкиной кровати и протянула ему автобус. Генка недоверчиво посмотрел на меня, потом на игрушку и, вытащив из-под одеяла худые ручки, сцапал автобус и крепко прижал к себе…

– Спасибо, – хмуро сказала тётя Валя. И рявкнула: – Скажи спасибо!

Это Генке. Тот что-то пробурчал…

Мы не успели уйти, как Генка уже сладко уснул в обнимку с автобусом. Тень улыбки бродила на его заплаканном лице…