Шрифт:
ДМИТРИЙ СЕРГЕЕВ
ПАЦИЕНТ ПРОФЕССОРА БРАВИНА
1
Стив Бравин занимался в кабинете, больше похожем на спортивный зал, чем на лабораторию ученого, - громадная комната с чисто побеленными стенами. В кабинете ничего лишнего: стол, высокое кресло, два больничных стула да небольшой шкаф.
Бравин сидел в кресле. В шкафу за спиной доктора на стеклянных полках хранились зеленые и синие ампулы. Ампулы эти гордость профессора, итог многих лет работы.
На лечение в клинику Бравина принимали только состоятельных пациентов. Стив назначал баснословную плату за лечение и обращался с сановными и знатными лицами
В окно профессор увидел подъехавший к ограде клиники двухцветный автомобиль, издали похожий на космическую ракету. В ворота машину не пустили. Это было причудой Бравина.
– Если даже сам Господь пожалует в клинику, от ворот до моего кабинета он будет идти пешком, - заявлял Стив.
Прямой, чопорный сенатор Лит Стен, его супруга и мальчик шагали по асфальтовой дорожке. Сенатор обладал почти миллиардным состоянием и безукоризненной родословной. Ходили, правда, слухи, что имена предков куплены Стеном. В этом нет ничего удивительного: многие больше заботятся о чистоте своей родословной, чем о собственной чести.
Дорожка, по которой шагали Стены, с боков обсажена колючими кактусами. Стив считал, что сразу за железной оградой клиники человек должен ощутить непривычность обстановки.
Спустя три минуты Бравин услышал голос сенатора в приемной.
На пороге кабинета появилась секретарша в белом халате.
– Сенатор Лит Стен, - звонкий голосок секретарши кощунственно нарушил тишину.
Стив милостиво кивнул.
Лит Стен уверенно шагнул в кабинет - и оторопел: пустота комнаты и ее беспредельность поразили его. Супруга сенатора, красивая и стройная женщина, заранее приготовила для Бравина одну из своих обворожительных улыбок - она уже слышала, как трудно добиться расположения профессора. Но улыбка на ее лице погасла, едва женщина ступила в пустую комнату. Лишь мальчик, вошедший вслед за родителями, не испытывал растерянности.
За белым столом, в белом халате и белом колпаке, на фоне белых стен Бравина трудно увидеть. Суровое его лицо в квадратных очках всегда замечали внезапно. Но юный Стен сразу направился в угол, как будто не раз бывал здесь прежде. Родители последовали за ним.
Бравин с изысканно любезной улыбкой сделал ложную попытку приподняться и указал посетителям на стулья. Сенатор и его супруга сели. Мальчик остался на ногах. Бравин молча переводил взгляд с одного лица на другое и ждал. Стекла очков поблескивали.
Лит Стен снял шляпу, но, не найдя места, куда можно было бы пристроить ее, положил себе на колени.
Мальчик, равнодушный ко всему, стоял между родителями и независимо поглядывал по сторонам. Он ничему не удивлялся, словно заранее знал, чем все должно кончиться. По лицу сена гора ползали красные пятна. Он мучительно искал подобающий тон разговора нужно не уронить свое достоинство и не обидеть профессора.
– Вероятно, вам известны причины, принудившие нас обратиться в вашу клинику, которая по справедливости пользуется заслуженной славой...
– начал сенатор, слегка пощелкивая пальцами по своей шляпе. Он говорил, не глядя в лицо профессору.
– Известны, - прервал его Стив.
– Но я хотел бы услышать все снова. Я вас слушаю.
– Он удобнее сел в кресле, подпер подбородок рукой и уставился в окно.
Лит Стен помялся, нерешительно переглянулся с женой.
– Видите ли, это не совсем удобно при
– Ребенок может подождать в соседней комнате, - решил Бравин и впервые посмотрел в лицо мальчику. Они встретились взглядами только на долю секунды. Тонкая усмешка скользнула по губам больного.
– Пати, выйди в ту комнату, мы должны остаться одни, - с подобострастием попросила мать.
Мальчик ушел, ничего не сказав. Лит Стен проводил его взглядом и стал говорить, только когда за сыном закрылась дверь.
– С ребенком творится совершенно необъяснимое и непонятное для рассудка, - начал он так, словно намеревался рассказывать целую повесть. Бравин смотрел в окно.
– Вначале мы не замечали за ним ничего особенного. Просто рос очень способный ребенок, я бы сказал, изумительно способный-одаренный. Но в этом нет ничего удивительного: в детстве я тоже был привержен к математике и другим наукам.
Стив забарабанил по столу пальцами, и сенатор смутился.
– Да, конечно, это не имеет отношения к делу. Я только в том смысле, что вас может заинтересовать наследственность.
Бравин не слушал сенатора. Он уже все знал. Накануне он беседовал с домашним врачом Стенов. В последнее время мальчик стал угнетенным, подавленным и раздражительным. У него обнаружились чудесные, можно сказать, сверхъестественные способности: он мог видеть то, что не видно другим, и даже то, что происходило много дней назад. Однажды он наговорил родителям такого, что они чуть не поссорились между собой. Сказал, что отец и мать неверны друг другу. Он говорил о таких подробностях, какие детям его возраста неизвестны. Заявил, что жить с такими подлыми родителями не хочет.
Домашний врач Стенов, рассчитывая на профессиональную честность Бравина, признался:
– Самое удивительное, что ребенок прав: у супругов действительно есть любовники. Но внешне в семье соблюдаются необходимые приличия и мальчик решительно ничего не мог подозревать.
Сейчас профессор не слушал сенатора. Он вспоминал лицо больного. Оно поразило его, хотя Бравин видел мальчика несколько минут. Невозможно поверить, что этот проницательный взгляд принадлежал тринадцатилетнему ребенку. Это не был взгляд человека, страдающего манией величия. Бравин привык иметь дело с разными маньяками. Одни из них, с бедным взлетом фантазии, изображали из себя королей, полководцев, политических вождей, другие называли себя великими учеными, изобретателями, адмиралами космических флотилий... Но всех их изобличало одно - общее выражение полного благодушия, им довольно было своей придуманной роли. Взгляд таких больных не смущал Стива Бравина. Но этот мальчик... Пати Стен посмотрел на него так, словно знал все тайные мысли профессора. Ребенок сразил его одной своей улыбкой, недетски мудрой и грустной.
Вопрос, принимать или не принимать больного в клинику, Стив уже решил. Пати Стен мог оказаться истинным кладом для профессора. Бравин просто ради собственного удовольствия заставил сенатора потратить целых два часа на уговоры и упрашивания и затребовал такую плату за содержание больного, что Лит Стен в растерянности уронил шляпу с колен.
Уже за дверью кабинета профессора Лит Стен вытер с лица пот и облегченно вздохнул.
В окно Бравин видел, как супруги вышли за железную ограду, и сенатор распрямил плечи, обретая наконец привычную величественную осанку.