Падает тропическая ночь

До чего грустно в этот час, почему так?

— Это вечерняя тоска, Нидия, она приходит, когда темнеет. Лучше найти какое-нибудь дело, занять себя чем-то в такое время. Потом, ближе к ночи, уже по-другому, это ощущение уходит.

— Особенно, если можешь легко заснуть. Тогда не думаешь обо всем, что было ужасного.

— Тут тебе повезло,

— Тебе грех жаловаться, Люси, ты не пережила такого горя, как я.

— Знаю, Нидия. Но у меня жизнь тоже была не сахар.

— Когда умерла мама, бывало так же, помнишь? В этот час воспоминания одолевали особенно сильно.

— Помнить-то мы помнили о ней всегда; первое, о чем я думала, проснувшись, — что мамы больше нет. Но в этот час сильнее всего ощущалось ее отсутствие. Правда тогда, среди стольких дел, в голову не лезли, как теперь, одни грустные мысли. Ну да, столько было обязанностей.

— Приготовить поесть.

— А с детьми какая ответственность, Нидия. Вывести их в люди.

— И потом случается такое — тебя лишают самого дорогого.

— У верующих хоть есть утешение. Но я не могу себя обманывать, никак не могу. Великое дело — вера. Правда, завидую тем, у кого она есть.

— Да, Люси. Я им тоже завидую.

— Простым людям намного легче, они утешаются верой. А если не можешь себя обманывать, видишь жизнь, как она есть?

— Когда умер Пепе, было иначе, я словно соображение потеряла. И плакала-рыдала дни напролет. Но в этот раз все совсем по-другому.

— Одно дело муж, другое — дочь, Нидия. Твоя дочь. Что же такое творится, просто ужас.

— Люси, не могу сидеть взаперти, пойдем погуляем.

— Исключено, дождь собирается.

— Люси, ты не рассказала про эту, из соседнего дома. Чего это она больше не заходит?

— Из-за твоего приезда, наверное. Она заходила, в основном, излить душу, но при тебе не решается.

— Женщина она молодая, ей, должно быть, интересней в компании сверстников.

— Ну зачем ты так? Да нет! Она частенько заходила, сразу видно, охотно человек приходит или нет. Сначала она мне не нравилась, потом я привыкла. Она ведь приятная, по-своему, тебе не кажется?

— Знаешь, Люси, мне она показалась странной, но не вредной. Хотя держит дистанцию, с тобой тоже? Может, только со мной.

— Думаю, она не ожидала тебя здесь встретить, шла рассказать о наболевшем, а тут увидела тебя и не смогла.

— И поэтому больше не приходит. Люси, она же с тобой хочет поговорить, слегка излить душу.

— Знаешь, Нидия, просто невероятно, что вообразила себе эта женщина, даже не сомневалась, что он ее тоже любит.

— Но она ведь не девочка, должна понимать что к чему, призналась хоть, сколько ей лет?

— Нет, но судя по возрасту сына и по тому, что она училась до замужества и получила этот свой диплом, ей никак не меньше сорока пяти.

— Почти как Эмильсен.

— Сколько ей исполнилось бы в августе?

— Сорок восемь, Люси.

— Вот подлость!

— Да уж…

— Но у тебя есть сын, и он тебя обожает.

— Бедный Масик. Добрая душа, но дочь — другое дело, Люси. Тебе не понять.

— Ты ненормальная, мужчине пятьдесят, а он все у тебя Масик.

— Само получается. Мы всегда звали его Масиком.

— Пора зажигать свет. До чего уныло в домах с тусклым светом; ты, может, замечала: в домах одиноких стариков всегда мало света. Поэтому я люблю, когда все ярко освещено. Никогда не обращала внимания?

— Эту тоже зажечь?

— Да, чтобы не смахивало на стариковский дом.

— А как она с этим типом познакомилась?

— Я тебе говорила, что она серьезно болела, да?

— Да, Люси, но не сказала чем. Тем же, чем Эмильсен?

— Нет…

— Я думала тем же, почему-то так себе это представляла.

— Нет… Там было другое, Нидия.

— Ты говорила, она страшно перепугалась.

— Да, но вовремя спохватились.

— Значит, опухоль.

— Нет… Как это называется? Что-то вроде вируса. Она все по-португальски объясняла и повторяла термины здешних врачей.

— Без конца мешает португальский с аргентинским, то есть с испанским. Я не сильно ее понимала.

— Она столько лет в Рио. Я тоже, когда говорю с теми, кто здесь давно живет, вставляю много португальских слов, непроизвольно.

— Так что там за болезнь?

— Ну это… вирус. И никак не могли попасть в точку, ну эти врачи, но потом наконец определили, и она сразу пошла на поправку. А в санатории познакомилась с ним.

— У него-то что было?

— Там его жена лежала. Она умерла, бедняжка.

— От чего, Люси, от того же, что Эмильсен?

— Нет, вроде у нее было кровоизлияние, долго болела, но было ясно, что она умрет.

— Странно — кровоизлияние у нестарого человека.

— Об этом она особо не распространялась. У нее одна тема: он.

— А он уже поглядывал на других женщин, в такие минуты?

— Нет, он вроде расчудесный, только и думает, что о доме. И за женой ухаживал, не жалея сил, пока она болела.

— И как же так получилось?

— Она видела его мельком в санатории, мимоходом, в коридорах, когда ее водили из палаты на процедуры.

— И в такие моменты ее тянуло заглядываться на мужчин?

— Не забегай вперед, девушка не из тех, кто заглядывается. С ней случилась очень странная вещь, Нидия.