Падение Арконы
Шрифт:
Епископ Абсалон побеспокоился, чтоб во всех церквях епископства кляли, почем свет стоит, рюгенских пиратов.
Клевету с усердием раструбили по всей Балтии монахи и купчишки. Эту клевету, бывает, и сейчас повторит не только книжный мальчик, но и зрелый ученый.
Да, случалось, брали на абордаж чужие корабли, отбивали пленников словенских и заложников. Карали измену, отражали бесконечные набеги соседей. Взыскивали пошлину за стоянку в Арконе, торговали мехами, рыбой, янтарем и оружием. Умельцы-руги плавили металл. По всей Рутении славились хмельные медовые напитки словен.
Многие скандинавские и прибалтийские язычники присылали Световиту дань-монету. Иноземцы откупали место на рынке частью товаров. Кнуд Великий, властитель Дании, Норвегии и Англии, по материнской линии происходил от ободритов, он принес в дар ругенским богам белоснежных скакунов. Король Дании, Свен Отто, подарил святилищу золотую чашу. Сеяли бы и хлеб, да отняли все земли на материке римские прихвостни.
Проникновение христианства к народам Рутении происходило довольно медленно вплоть до середины десятого века, приблизительно в то же время после смерти Горма Старого Гарольд Синезубый стал покровительствовать миссионерам Рима в Датском королевстве. Возможно, славяне не сразу оценили агрессивность и непримиримость новой веры, приняв ее за одну из многих. Когда наконец они разобрались что к чему - по всей Прибалтике вспыхнуло восстание против засилья христианской церкви и ее сторонников. Это случилось в 983 году. Провозглашая на словах двенадцать заповедей, сами церковники, поддержанные крупными феодалами, их и не думали выполнять. С благословения Рима и владыки Священной Империи велся откровенный грабеж полабов, шла кровавая экспансия рыцарей на земли варваров. Где не помогало божье Слово - в дело вступал меч. Так цивилизация уничтожала культуру.
Аукнулось и ругам с острова их радение за варинов да бодричей, поморян и лютичей. Решено извести оплот варваров, град язычников и пиратов, прибалтийскую Тортугу. Кто решил?
Кабы знать, где упадешь- подстелил бы перину.
* * * - Может, не стоит?
– засомневался Ингвар, когда Инегельд уже запалил трут и поднес его к собранному еще днем сушняку.
– А чего опасаться? Мы на своей земле.
Пусть, они нас боятся!
– возразил Ратибор.
Сев согласно кивнул.
– Неплохо сказано, юноша!
– это были первые слова из уст Златогора. Старый скальд подсел к огню и протянул навстречу пламени свои длинные и тонкие пальцы.
– Все-таки предосторожность не бывает лишней!
– молвил Инегельд, - У меня есть средство от непрошеных гостей, но с первыми лучами солнца мое колдовство улетучится и не сможет нас охранить.
– Так мы и встанем с первым лучом.
Давай, ворожи!
Светлана не вмешивалась в спор мужчин.
Им виднее. Не женское это дело - думать о последствиях каждого шага.
Девушку ведет по жизни сердце. Не понять даже самому великому мудрецу и чародею мотивы ее поступков.
– Хвала богам за то, что тепло и сытно!
Отведайте пищу странников, добры молодцы, и не держите обиду, если скромен этот стол!
– пригласила Светлана попутчиков, разложив на скатерке нехитрый ужин.
– Мы тоже не лыком шиты! Ингвар, доставай! Вкусите, что Волх послал! скомандовал
Пока Ингвар и Ратибор опустошали свои мешки, Инегельд оградил себя и спутников магической окружностью, внутри которой начертал странные, светящиеся зеленоватым тусклым светом руны: - Ну вот, - похвалился он, вытирая ладони, - теперь и мышь не проскочит !
– А вкруг города не мог бы ?
– усмехнулся Ингвар, поглядывая на черту.
– Чем короче линия, тем прочнее...- уклончиво ответил скальд.
Конечно, походный стол не для привередливых, но таких здесь и не было. Нешуточный аппетит у молодых ругов. Если Светлана и старик удовольствовались ячменными лепешками с медом и орехами, Ингвар жадно поедал куски копченой оленины, что приготовила напоследок Любава, щедро сдабривая их солью к немалому удивлению братьев. Последние, впрочем, не отставали от него. Инегельд к звериному мясу не притронулся, объясняя это отнюдь не желанием обидеть ругов, а данным однажды обетом.
– Странные у вас клятвы...
– Сев поддел ломоть кончиком кинжала и принялся дожаривать его, время от времени поворачивая клинок, чтоб не погорело, - Ну, а скажем, рыба там, или птица?
– Рыба - мясо холодное, для костей полезное. Рыбу можно, а птицу тоже не трону, - ничуть не смущаясь ответил Инегельд, - ты - воин, но это не мой путь, мне много есть нельзя. Особенно на ночь.
– Гляди, ученый! А почему у тебя, ученый, спина бугристая мышцами? Уж, наверное, не от сидений при свече!
Но Инегельд остался спокоен, как полоз.
Двумя палочками он что-то доставал из небольшого кувшинчика и отправлял это в рот, где тщательно пережевывал. Видя недоумение ругов, он протянул Ингвару второй такой же сосуд и знаком предложил попробовать. Парень исчертыхался, пока наконец не ухватил в глубине кувшина скользкое нечто.
– Смелее, Ингвар! Ведь, не змею же он тебе предлагает!
– пошутил Сев.
– А как ты догадался?
– спросила Светлана, когда проглоченный кусок уже спускался по Игореву пищеводу...
Все засмеялись, глядя на кислую физиономию сотрапезника. Даже Златогор улыбнулся.
– Пусть меня распнут посреди Рима, если это не вкусно!
– невозмутимо продолжил Инегельд.
Дерево, облизанное пламенем, невесело потрескивало. То здесь, то там меж сучьев резвились юркие алые саламандры. Никому не нравится, когда его едят. Но огонь отличается ненасытностью...
– А что, дедушка! Есть ли какие диковинки за морем? Люди вы бывалые, всюду хаживали, все знаете.
Расскажите нам, больно интересно!
– попросил Ратибор Златогора.
– Знаю я, чем удивить, ведаю, чем потешить. Ну-ка дай мою суму, молодец!
– старик бережно развернул рогожу.
Что за чудо! На ней оказалось изображение самого настоящего шахматного поля. Только клеток поменьше обычного. Шесть на шесть. В каждой клетке руна, а то и две, таинственные письмена по краям."Шахматы?" - изумился Игорь.
– Это таврели!
– поправил его Ингвар.
– Не таврели, и не свейский мерилз с хнефатафлом! То будет игра самого Велеса, Коровьего сына - ответил Златогор, извлекая из мешочка фигурки.