Падение Башен
Шрифт:
К югу от бухты транзитная лента шла над водой. Она казалась тусклой в сравнении с похожей на слюду поверхностью моря.
Заря тянулась через воду, пока наконец ранний свет не упал на берег острова. Лента парила высоко в воздухе над пирсами и утренним движением верфи. За пирсами городские башни покрылись золотом, и пока солнце поднималось, золотой свет спускался по фасадам зданий.
У дамбы разговаривали два торговца, стараясь перекричать рев лебедок и транспорта на тетроновой энергии.
— Похоже, твои лодки
— Может, рыба, а может, и что-нибудь другое, — ответил другой.
— Скажи, друг, — спросил тучный, в хорошо сшитом пальто, намекающем, что догадки в делах у хозяина весьма правильные, — зачем тебе беспокоиться, посылая лодки на материк, чтобы покупать там у мелких рыбаков? Мой аквариум может снабдить провиантом весь город.
Второй торговец посмотрел на край инвентарного списка.
— Возможно, моя клиентура несколько отличается от твоей.
Первый торговец засмеялся:
— Ты продаешь тем семьям острова, которые все еще настаивают на сомнительном превосходстве твоих привозных деликатесов. Ты же знаешь, мой друг, что я во всех отношениях выше тебя. Я кормлю больше народу и значит, моя продукция выше твоей. Я беру с них дешевле, так что с финансовой стороны я великодушнее тебя. Я зарабатываю больше, чем ты, следовательно, и в этом я превосхожу тебя. Сегодня моя дочь возвращается из Островного университета, и вечером я устраиваю прием, такой большой и такой пышный, что она будет любить меня больше, чем другие дочери любят своих отцов. Самодовольный торговец снова засмеялся и пошел к верфи взглянуть на груз тетроновой руды, пришедшей с материка.
Пока торговец, импортирующий рыбу, загибал другой инвентарный список, к нему подошел еще одна человек.
— Над чем это хохочет старый Кошер? — спросил он.
— Он хвастался своей удачей в этой дурацкой затее с аквариумами. И еще он пытался заставить меня завидовать его дочери. Он дает сегодня бал, на который я, без сомнения, буду приглашен, но приглашение придет вечером, так, чтобы у меня не было времени ответить достойно.
Собеседник покачал головой.
— Он гордый человек, но ты можешь поставить его на место. В следующий раз, когда он упомянет о дочери, спроси его о сыне, и увидишь стыд на его лице.
— Может, он и гордый, — ответил торговец, — но я не жесток. Зачем мне делать ему неприятное? Об этом позаботится время. Начнется война — увидим.
— Возможно, — сказал другой торговец.
Над островным городом Тороном — столицей Томорона, транзитная лента спустилась с обычного курса и пошла между башнями, среди высоких шоссе, и, наконец, пересекла почти голый бетон, окаймленный длинными блоками ангаров. Несколько воздушных кораблей только что прибыли. У пассажирских ворот люди ждали прибывших, столпившихся за изгородью.
Среди ожидавших был молодой человек в военной форме. Щетка рыжих волос, темные глаза, казавшиеся еще темнее от бледности лица, бычья сила в ногах, спине и плечах бросались в глаза с первого раза, а со второго — несоответствие между майорскими нашивками и его молодостью. Он жадно следил за пассажирами, идущими к воротам.
— Тумар! Я здесь.
Он ухмыльнулся, нахально пробился сквозь толпу, остановился, смущенный и счастливый, перед девушкой.
— Я рада, что ты пришел, — сказала она. — Пойдем, проводишь меня к отцу.
Ее черные волосы падали на широкие восточные скулы, странный рот улыбался.
Тумар покачал головой. Они пошли рука об руку, сквозь толпу.
— Нет? Почему нет? — спросила она.
— У меня нет времени. Я улизнул на часок, чтобы встретить тебя, и через сорок минут должен быть в Военном министерстве. У тебя есть чемоданы? — Кли подняла вверх счетную линейку и записную книжку.
— Я путешествую налегке.
— Что это? — он указал на рисунок, зажатый между линейкой и обложкой книжки.
Она протянула ему сложенный листок... Сверху был рисунок. Тумар нахмурился, пытаясь понять формы и их значения. Внутри было стихотворение, заставившее его нахмуриться еще сильнее.
— Я мало понимаю в таких вещах.
— Посмотри, — настаивала она. — Стихотворение написано школьником. Я его не знаю, но он написал несколько стихов вроде этого. Кто-то сказал мне, что рисунок сделала подружка мальчика, Ренна... какая-то.
Тумар медленно прочел стихотворение и пожал плечами:
— Совершенно не понимаю такого. Но оно... странное. Насчет глаза в языке мальчика... мне тоже от этого как-то не по себе.
Тумар снова поглядел на рисунок. Из-за зубов и искаженных криком губ проглядывал странный ландшафт.
— Я... не понимаю, — повторил он недовольно, быстро вернул рисунок и тут же осознал, что хотел бы еще раз взглянуть на него и перечитать снова. Но Кли вложила стихи в блокнот.
— Странно, — сказала она, — как раз перед отъездом из Островного университета я слышала, что мальчика исключили за мошенничество на экзамене. Вот теперь и не знаешь, что делать с двумя кусками информации о человеке.
— Какими двумя?
— Один кусок из его стихотворения, второй — его изгнание. Они упали в случайном порядке, и непонятно, как их соединить.
— Мы живем в смутное и беспорядочное время, — сказал Тумар. — Народ начинает мигрировать по всему Томорону. Да еще эта подготовка к войне. Ну, ладно, раз у тебя нет багажа, я, пожалуй, вернусь в Министерство. У меня куча работы.
— В следующий раз я буду с чемоданом. Я предполагаю вернуться в университет на летние занятия, поэтому ничего не везу домой, — она помолчала. — Ты не слишком занят? Придешь на вечер, который папа устраивает сегодня для меня? Тумар пожал плечами.