Падение царского режима. Том 5
Шрифт:
Иванов. — Так что это была выдача заимообразная?
Джунковский. — Пуришкевич просил на литературу. Во время поездок государя раздавали много сумм, поэтому я обратился к государю и сказал: «Пуришкевич ко мне обратится. Он много книжек посылает на фронт, — библиотечки такие делает. (Правда он очень много делал.) Денег у него нет, нельзя ли ему помочь?». Я ходатайствовал об этом перед государем и вручил ему памятную записку, потому что не хотел давать из секретного фонда, — считал это совершенно неправильным. И государь дал пять тысяч рублей. Но мне было сказано, что эти деньги будут выданы в Петрограде.
Председатель. — Что такое шефские суммы? Какой был порядок их расходования и какое назначение?
Джунковский. — Это есть жалованье шефа жандармов, которое министр внутренних дел получал и тратил по своей личной надобности.
Председатель. — На какие цели?
Джунковский. — Так, как он хотел.
Председатель. — Так что шефская сумма это есть жалование министра внутренних дел по должности шефа жандармов? Большая сумма на это отпускалась?
Джунковский. — Должно быть, около 60 000 рублей в год.
Председатель. — Так что шефская сумма — это есть жалованье шефа жандармов?
Джунковский. — Во всех полках, где имеется шеф, например, в Преображенском полку, где шефом был государь, тоже идет шефская сумма. Но только, конечно, ее не брали, и она шла в полк, в полку и расходовалась.
Иванов. — Вы говорите, что в данном случае шефские суммы шли в распоряжение министра внутренних дел. И отчета в них он не отдавал?
Джунковский. — Никакого.
Иванов. — Значит, считалось, что эти суммы принадлежат лично ему?
Джунковский. — По крайней мере, я так считал. Я не поднимал этого вопроса. Мне так казалось. Из этих шефских сумм министр давал иногда пособия. Попросишь его — он велит выдать из шефских сумм.
Председатель. — Вы были шефом жандармов?
Джунковский. — Нет, я был командиром отдельного корпуса и получал содержание от отдельного корпуса, а как товарищ министра, содержания не получал. По двум должностям нельзя получать.
Председатель. — Какова история той суммы, которую вы обнаружили по охранному отделению?
Джунковский. — Это был капитал повешенных. Я приказал сдать его в казну.
Председатель. — Скажите, как и при каких обстоятельствах вы обнаружили этот капитал повешенных?
Джунковский. — При ревизии.
Председатель. — Это при фон-Коттене было?
Джунковский. — Да. Это было одно из самых серьезных обвинений.
Председатель. — Которые вы предъявили фон-Коттену?
Джунковский. — Это была давнишняя история. Я нашел, что это настоящий разврат, и приказал немедленно сдать все это в казну.
Председатель. — Позвольте огласить для членов Комиссии, которые этого не слышали, следующую бумагу. (Из дела № 46 1913 года дело канцелярии товарища министра внутренних дел свиты генерала его величества
Джунковский. — Это писал мой секретарь Поповский. Это моя поправка. Это поправка начальника штаба корпуса жандармов Никольского. Это мой почерк.
Председатель. — На последней странице там есть еще приписка сбоку.
Иванов. — Это ваша приписка о возврате в казну?
Джунковский. — Да, моя.
Председатель. — Каким образом они отбирали эти суммы у высланных? А затем, что касается фон-Коттена, он один был уволен в связи с этим, или также и другие чины охранного отделения?
Джунковский. — Тогда все там было совершенно переменено. Я просил полк. Попова взять должность начальника охранного отделения потому, что мне очень трудно было; кроме того, мне было очень трудно с Драчевским, потому что я встретил от него колоссальнейший отпор. Он ставил вопрос ребром, говоря, что если возьмут Коттена, он не может отвечать за безопасность столицы. С ним было ужасно трудно. Я был с ним в очень скверных служебных отношениях. Он меня не признавал совершенно, говорил, что ревизия меня не касается, что я не имею права ревизовать. Это был очень трудный вопрос. Тогда я обратился к полк. Попову, который был в Севастополе и которого я отметил. Его деятельность была высоко честная и противная провокации. Я просил его принять охранное отделение, он ни за что не хотел, говорил, что он не может, что там такая грязь, так скверно, что он не в силах это сделать. Тогда я умолил его взять эту должность хоть на три месяца, ради меня, потому что у меня нет такого человека, которому я мог бы верить, а Драчевский может поставить на это место своего человека, так как охранное отделение ему всецело подчинено. Наконец, Попов согласился и при его помощи мне удалось немного привести в порядок и очистить там атмосферу.
Председатель. — Кто на вас писал этот пасквиль, который вы уже знаете: генерал Джунковский в отставке, Тихменев. Кому вы его приписываете?
Джунковский. — Я думаю, что это Белецкий писал.
Председатель. — Что вам известно о перлюстрировании писем и об участии в этом деле департамента полиции? На каком основании производилась эта перлюстрация?
Джунковский. — О перлюстрации я могу только одно сказать, что я получал от министра внутренних дел конверт с копиями некоторых писем, — больше ничего не могу сказать. К департаменту полиции это совершенно не относилось. Это был совсем самостоятельный отдел, и через мои руки ничего не проходило.
Председатель. — Вам неизвестно было, что в составе департамента полиции есть такая комната, где письма фотографируются, происходит перлюстрация писем?
Джунковский. — Разные документы фотографировались. Это безусловно было.
Председатель. — Вы не задавались вопросом, законно это или нет? В действительности это ведь совершенно незаконно?
Иванов. — Вы говорите, что документы фотографировались. Фотографировались не документы, а письма.