Падение царского режима. Том 5
Шрифт:
Председатель. — Другими словами, нарушалась тайна частной корреспонденции. И этим систематически занимался определенный штат лиц, образующих при департаменте полиции целое учреждение.
Джунковский. — Была комната, где расшифровывались разные шифры.
Председатель. — Такая комната действительно была, но были и люди, которые занимались специально фотографированием чужой переписки.
Джунковский. — Фотографировались документы, отбираемые при обысках. Это официально делалось, а если что делалось неофициально, то в это я не входил.
Председатель. —
Джунковский. — Непосредственно — нет. Они поступали ко мне от министра.
Иванов. — На какие средства содержалось это дело?
Джунковский. — Очевидно, на средства секретного фонда.
Иванов. — Т.-е., на средства департамента полиции?
Джунковский. — В наших отчетах этого нет.
Иванов. — Как же так? Деньги расходовались, а в отчетах этого нет?
Джунковский. — Точно так же большие субсидии получали газеты, а между тем у нас это не проходило.
Иванов. — Кто же выдавал эти суммы? Ведь раз они выдавались, — нужно думать, что это делалось с ведома директора департамента?
Джунковский. — Конечно, если фотографировались письма, то и за это платилось жалованье.
Иванов. — Перлюстрация производилась в почтамте, но для этого, конечно, нужны специальные люди, труд которых надо было оплачивать. Нам до известной степени известно даже, что на это расходовалось больше 100.000 рублей.
Джунковский. — Эти люди и получали содержание.
Иванов. — В качестве агентов департамента полиции?
Джунковский. — Агентов особых не было. Просто, те же самые чиновники исполняли. Например, я застал такое положение, что во всех жандармских управлениях письма вскрывались и читались унтер-офицерами. Я это прекратил. Может быть, мне не удалось это, может быть, это продолжалось, но во всех случаях, натолкнувшись на это, я пытался прекратить. Я натолкнулся на это в Крыму. Все это, конечно, незаконным способом делалось.
Председатель. — Не было ли у вас такого случая, когда по поводу перлюстрированного письма вы входили даже в сношения с министром юстиции?
Джунковский. — Не помню. Может быть, и было.
Председатель (читает). — «Доверительно. Милостивый государь, Владимир Федорович. При письме от 11-го июня сего года за № 809 ваше превосходительство препроводили мне копию письма, от 1-го июня 1913 года, адресованного товарищем председателя иркутского окружного суда Смирновым члену Государственной Думы Маркову 2-му. Ныне из доставленных старшим председателем иркутской судебной палаты по содержанию этого письма сведений, вместе с собственноручным письмом названного товарища председателя суда, видно, что Смирнов, ознакомившись с предъявленной ему копией письма на имя депутата Маркова, подписанной его фамилией, — признал письмо это подложным, так как никогда в переписке с г. Марковым не состоял и поэтому просит выслать ему подлинное письмо с конвертом, чтобы обнаружить лицо, изготовившее его, выяснить цели, которые это лицо преследовало при написании письма, и доказать
Джунковский. — Припоминаю.
Председатель. — И вот вас просят прислать это письмо. Г. секретарь, занесите в протокол, что оглашен документ из дел департамента полиции 9-го делопроизводства за № 15, 1917 года. Этот документ относится к 14-му октября.
Джунковский. — Должно быть, я увидел дело, касающееся судебной власти, и послал его Щегловитову для рассмотрения судебной властью.
Иванов. — Это добыто путем перлюстрации, т.-е. перехватывания писем?
Джунковский. — Да, путем перехватывания.
Председатель. — Таким образом, система перлюстрации была вам известна. Она не имела никакого законного титула. Почему же вы не обратили на это внимания, не настояли на прекращении этого?
Джунковский. — Это меня не касалось. К делам департамента полиции это не относилось.
Председатель. — Но, тем не менее, вы пользовались перлюстрацией?
Джунковский. — Да, мне посылали, конечно. Это считалось по части розыска.
Председатель. — Вот ваша резолюция: «Совершенно секретно. Это, однако, неприятная история по перлюстрации. К моему возвращению прошу доложить. Может быть, что-нибудь узнается».
Джунковский. — Да, это я написал.
Председатель. — Может быть, вы посмотрите? (Показывает бумагу.)
Джунковский (смотрит). — Да, это моя рука.
Председатель. — Вспомните пожалуйста, как разъяснилась и чем кончилась эта история.
Джунковский. — Так это и осталось неразъясненным, насколько я помню, тут написано: «Я лично переговорил с министром юстиции, который просил оставить письмо без ответа».
Председатель. — Вспомните содержание этого разговора с министром юстиции.
Джунковский. — Это довольно трудно… Смирнов говорил, что он не писал этого письма, а удостоверить, писал ли он в действительности или нет, не было никакой возможности.
Председатель. — А путем сравнения почерка?
Джунковский. — Но ведь самого письма у меня не было.
Председатель. — Повидимому, однако, оно было у министра юстиции?
Джунковский. — Нет. Ведь министр юстиции получил копию. Самое письмо пошло по назначению. В перлюстрации письма не задерживались: с них только копии снимались, а письмо шло к адресату. Проверить никоим образом было нельзя.
Иванов. — Письмо министру юстиции так и не посылалось?