Падение Эдварда Барнарда

Моэм Сомерсет Уильям

Толстяк кивнул.

– Выйдя от нас, поверните налево, в три минуты дойдете до Кэмерона.

Бэйтмен помедлил.

– Видите ли... Эдвард Барнард - мой лучший друг, я был просто поражен, когда узнал, что он ушел из фирмы Брауншмидт.

Толстяк, прищурясь, колючими глазами посмотрел на Бэйтмена, и под этим пронизывающим взглядом ему стало так не по себе, что он даже покраснел.

– Очевидно, фирма Брауншмидт и Эдвард Барнард не нашли общего языка, сказал управляющий.

Бэйтмену не очень понравился его тон, он с достоинством встал и, извинившись за беспокойство, распрощался.

Он уходил со странным чувством, как будто человек, с которым он только что беседовал, мог бы многое рассказать ему, но говорить не пожелал.

Бэйтмен пошел в указанном направлении и вскоре очутился у Кэмерона. Это была самая обыкновенная лавка, по дороге сюда он миновал уже не одну такую; первый же человек, которого он увидел, был Эдвард: в рубашке с засученными рукавами он отмеривал какую-то дешевую материю. Бэйтмен даже вздрогнул от неожиданности, увидев его за этим мало почтенным занятием. Но, едва он переступил порог, Эдвард поднял голову, заметил его и радостно вскрикнул:

– Бэйтмен! Какими судьбами!

Он перегнулся через прилавок и крепко пожал руку Бэйтмену. Казалось, он ни мало не был смущен; неловко себя чувствовал один Бэйтмен.

– Я сейчас, только заверну покупку.

Он уверенно и ловко отрезал материю, сложил, завернул и вручил пакет темнокожему покупателю.

– Заплатите, пожалуйста, в кассу.

И, улыбаясь и весело блестя глазами, повернулся к Бэйтмену.

– Откуда ты взялся? Ух, до чего я рад тебя видеть. Садись, будь как дома.

– Не можем же мы разговаривать здесь. Пойдем ко мне в гостиницу. Надеюсь, тебе можно уйти?
– опасливо добавил Бэйтмен.

– Ну, конечно, можно. Не такие уж мы тут на Таити деловые люди. А-Лин, - окликнул он китайца, стоявшего за прилавком напротив, - когда вернется хозяин, скажите ему, что ко мне приехал из Америки друг и я пошел распить с ним бутылочку.

– Холосо, - широко улыбаясь, ответил китаец.

Эдвард накинул пиджак, надел шляпу и вместе с Бэйтменом вышел из лавки. Бэйтмен попытался взять шутливый тон.

– Вот уж не ожидал увидеть, как ты отмериваешь три с половиной ярда дрянного ситца какому-то грязному негру, - сказал он, смеясь.

– Да понимаешь, Брауншмидт выставил меня, и я решил, что с таким же успехом могу торговать ситцем.

Столь откровенное признание поразило Бэйтмена, но ему показалось неделикатным продолжать этот разговор.

– Надо полагать, в такой лавчонке ты не разбогатеешь, - сказал он суховато.

– Надо полагать. Но на хлеб мне хватает, а что еще человеку нужно?

– Два года назад ты бы на этом не успокоился.

– С годами умнеешь, - весело возразил Эдвард.

Бэйтмен посмотрел на него внимательнее. На Эдварде был поношенный, не первой свежести белый полотняный костюм и широкополая соломенная шляпа туземной работы. Он похудел, дочерна загорел и, кажется, стал еще красивее. И, однако, что-то в нем встревожило Бэйтмена. У него появилась какая-то небрежность в походке; он был беспечен, весел без видимой причины - во всем этом как будто не было ничего предосудительного, и, однако, все это ставило Бэйтмена в тупик. "Черт побери, не могу понять, чему он радуется", - подумал Бэйтмен.

Они дошли до

гостиницы и уселись на террасе. Слуга-китаец принес им коктейли. Эдварду не терпелось услышать все чикагские новости, и он засыпал друга вопросами. Это был неподдельный и вполне естественный интерес. Но, странное дело, ему как будто одинаково любопытно было услышать о тысяче самых разных вещей: о здоровье отца Бэйтмена он расспрашивал так же нетерпеливо, как и о том, что поделывает Изабелла. Он говорил о ней без тени смущения, словно она ему не нареченная, а сестра; и не успел еще Бэйтмен толком разобраться в этом, как беседу уже отнесло к его собственным занятиям и к новым заводским корпусам, которые недавно возвел его отец. Он твердо решил опять перевести разговор на Изабеллу и ждал только удобного случая, как вдруг Эдвард приветливо замахал рукой. Кто-то шел к ним по террасе, но Бэйтмен сидел спиной и не видел этого человека.

– Подсаживайтесь к нам, - весело пригласил Эдвард.

Незнакомец подошел ближе. Он был очень высок, худ, в белом полотняном костюме. Лицо тоже худое, длинное, крупный орлиный нос, красивый выразительный рот и густые белоснежные кудри.

– Это мой старый друг, Бэйтмен Хантер. Я вам о нем рассказывал, сказал Эдвард, и на его губах снова заиграла улыбка.

– Рад познакомиться с вами, мистер Хантер. Я знавал вашего отца.

Незнакомец крепко, дружески пожал руку Бэйтмена. И тогда лишь Эдвард назвал его:

– Мистер Арнольд Джексон.

Бэйтмен побелел и почувствовал, что у него похолодели пальцы. Это был тот самый мошенник, каторжник, это был дядя Изабеллы. Бэйтмен не находил слов. Он пытался скрыть свое смятение.

В глазах Арнольда Джексона вспыхнули веселые искорки.

– Я вижу, мое имя вам знакомо.

Бэйтмен не мог сказать ни да, ни нет, и это было тем более неловко, что и Джексон и Эдвард его растерянность, видимо, забавляла. Мало того, что ему навязали знакомство, которого он хотел бы избежать, над ним еще и потешаются. Быть может, однако, он сделал слишком поспешный вывод, ибо Джексон тотчас прибавил:

– Насколько мне известно, вы дружны с Лонгстафами. Мэри Лонгстаф - моя сестра.

"Неужели он воображает, что мне не известен самый громкий скандал в истории Чикаго?" - спросил себя Бэйтмен. Но тут Джексон положил руку на плечо Эдварду.

– Я тороплюсь, Тедди, - сказал он.
– У меня дела. А вы приезжайте ко мне сегодня обедать.

– Вот и отлично, - ответил Эдвард.

– Вы очень любезны, мистер Джексон, - холодно сказал Бэйтмен, - но, видите ли, я здесь совсем ненадолго, мы отплываем завтра. Надеюсь, вы извините меня, если я не приеду.

– Никаких отговорок. Я накормлю вас настоящим таитянским обедом. Моя жена чудесно стряпает. Тедди вас привезет. Приезжайте пораньше, полюбуетесь закатом. Если захотите, я устрою вас обоих на ночь.

– Конечно, приедем, - сказал Эдвард.
– Когда приходит пароход, в гостинице всю ночь адский шум, а у вас мы славно поболтаем.

– Я просто не могу отпустить вас, мистер Хантер: вы должны мне рассказать о Чикаго и о Мэри, - сердечнейшим тоном продолжал Джексон.

Он кивнул и отошел, прежде чем Бэйтмен успел вымолвить хоть слово.