Падение Хронополиса
Шрифт:
— Где мы это будем делать? — оживленно поинтересовался Вилен. — Выберем местечко потише и поспокойней? Можем снять комнату в отеле.
— Церемонию надо провести в главном храме, — сообщил ему Стрин. — Сам Фаворит проявил интерес к этому случаю. Он будет наблюдать.
— Фаворит? Вот это да!
— Да, он из них, ваше высочество. Я был прав.
На полу номера, снятого принцем Вро в отеле, доступном лишь немногим избранным, лежал человек. Вокруг его головы стояли овальные пластины детектора биополя. Перед экраном детектора сидел Перло
Дело двигалось куда быстрее, чем ожидал принц. Детектив начал с осмотра улиц, где архивариус Мейр считал возможным прохождение провала Пытаясь по карте проследить возможные пути, по которым могли перевозить тело, Ролц заметил нечто, на что непрофессионал не обратил бы внимания. Как сказал он сам, «шпики так и кишели». Ролц решил рискнуть и со своими людьми свинтил одного такого прямо на улице — просто, но эффективно.
— А откуда на улице столько травматиков? — задумчиво поинтересовался принц Вро, потягивая ликер.
— Ответ простой, ваше высочество. Этот тип — из группы слежения. Гоняют по городу какого-то беднягу, пока он не свалится.
Ролц кивнул помощнику, и тот снова ткнул парализатором в пленного, повторив вопрос. Травматик испустил долгий булькающий крик и забился на толстом ворсистом ковре. Ролц, задумчиво поглаживая подбородок, вглядывался в экран детектора.
Он давно обнаружил, что сочетание детектора биополя и с долгими ударами невыносимой боли — почти безотказный способ допроса. Допрашиваемый мог иметь дисциплинированный мозг, мог препятствовать возникновению в нем образов, нужных следователю, но боль разрушала эту дисциплину. Боль отвлекала внимание и не позволяла сосредоточиться, а тем временем образы и сведения проявлялись в электростатическом поле человека автоматически, даже против его воли.
— О принцессе Веа он ничего не знает, — через несколько секунд доложил Ролц. — Однако ему известен адрес главного храма травматиков в Умбуле.
— И что вы рекомендуете?
— Принцесса может быть в храме или его окрестностях. Так или иначе; там кто-нибудь наверняка знает, что с ней сделали, — подытожил Ролц. — Наш лучший шанс — действовать быстро и решительно, пока травматики ничего не заподозрили — а они могут, если заметят исчезновение своего человека. Я предлагаю наведаться в этот храм и прихватить с собой полицейских или ребят из здешнего контингента Имперской Гвардии. Даже если принцессы в храме нет, мы наверняка уже близки к цели.
Вро указал на лежащего на полу пленника:
— А с ним что делать?
— Если здешнему менеджеру можно поручить избавиться от трупа…
— Не беспокойтесь. В этом отеле сервис безграничен
— В таком случае,… — Ролц наклонился, вынимая из кармана куртки резиновый цилиндрик, и приложил его к голове пленника. Человек на полу тут же обмяк — его мозг превратился в желе. — Теперь, ваше высочество, я думаю, действовать надо без промедления.
Инприсс Соре удостоилась высокой чести. Ее принесут в жертву
Как загипнотизированная, она смотрела неотрывно на Невозможный Образ Хулму. Здесь Образ был не абстрактной скульптурой, а голографическим м об ил ем, извивающимся и клубящимся. Стрин заметил, что девушка впадает в транс, и взял ее за подбородок, чтобы отвернуть ее взгляд в сторону. Если долго смотреть на Невозможный Образ, глаза начинают двигаться независимо друг от друга, и иногда даже за час не удается восстановить их координацию.
Стрин и Вилен, назначенные на эту жертву Гончие, имели право выполнить обряд без присутствия других членов секты. В зале стояла камера, и Фаворит, основатель и глава секты, мог следить за ритуалом из других помещений храма.
— Веришь ли ты теперь в Хулму, сестра? — спросил Стрин.
— Да, — слабо отозвалась она, и она действительно верила. Зло столь могущественное, как это, не могло основываться только на воображении. Что-то настоящее должно было стоять за ним.
— Ибо он существует, и ты это знаешь, — говорил ей Стрин. — А вот Бог Церкви не существует. Все мы — творения Хулму. Он проецирует нас на экран времени, чтобы смотреть на нас.
Стрин и Вилен пошли по залу, настраивая какие-то аппараты.
— Разденься, Инприсс, — приказал Стрин жертве.
Она послушно сбросила с себя одежду.
— Очень хорошо. Теперь ложись на алтарь. — Голос травматика стал нежен.
И начались обряды — «Сотворение Злодейства», «Заговор и контрзаговор», «Развлечение Сценариста». Для собственного удовольствия, ибо это не было обязательно, они вторично совершили обряд «Священного Покрова», вознеся свой оргазм Хулму, как и в первый раз. Секс и смерть всегда хорошо сочетаются.
Гудели и щелкали приборы, назначение многих из которых было тайной даже для членов секты. Наконец Инприсс тала подавать реплики в ответ на вопросы, и это было самое важное. Добровольность жертвы должна быть непритворной.
Стрин и Вилен знали: Инприсс дошла до степени покорности, совершенно оторванной от реальности, почти до эйфории. Если они будут действовать правильно, то дальше наступит возвращение к холодному реализму с обновленным ужасом понимания собственного положения. Именно поэтому эйфория столь полезна: после нее куда сильнее душевная мука.
Вилен щелкнул выключателем. Зал заполнился мощной ледяной вибрацией, которая подействовала на Инприсс подобно ведру холодной воды. Ее глаза расширились, взгляд сфокусировался. Травматики прекратили молитвенное пение.
— А что будет со мной, когда моя душа утонет в Пучине? — спросила она дрожащим голосом.
— Ты будешь принадлежать Хулму, который вселит в тебя ужас и будет пытать тебя вечно, — отозвался Стрин грубо и холодно.
Инприсс охватила внезапная дрожь, ее голые руки и пятки забарабанили по алтарю. Стрин понял, что жертва готова — приведена в состояние ужаса, которого требовал обряд. Ужаса, который в сто раз усилит естественную травму смерти.
Для проверки он глянул на приборы, окружающие алтарь. Уровень страха Инприсс превышал отметку «Сто».