Падение титана, или Октябрьский конь
Шрифт:
Октавий оглядел неубранную, скудно обставленную комнату.
— Завидую вам, — просто сказал он и вздохнул. — Ничего хорошего нет в том, что я хрупкий.
— Ты хорошо провел время? — спросил Цезарь, когда его контубернал вернулся.
Он сознавал, что дает парню мало возможности общаться с кем-то еще.
— Да, хорошо, но я понял, что нахожусь в привилегированном положении.
— В каком это смысле, Октавий?
— В моем кошельке много денег, у меня есть все, что мне нужно, ты хорошо относишься ко мне, — откровенно перечислил Октавий. — А у Агриппы и Сальвидиена нет ни денег, ни твоего расположения,
— Если толковые, будь уверен, что, служа Цезарю, они поднимутся. Должен ли я взять их с собой к парфянам?
— Конечно. Но в твой штат, Цезарь. Как и меня, потому что по возрасту я править Римом еще не смогу.
— Ты действительно хочешь ехать? Там очень пыльно.
— Мне надо очень многому научиться, поэтому я хотел бы рискнуть.
— Сальвидиена я знаю, он возглавил атаку кавалеристов у Мунды и завоевал девять золотых фалер. Типичный пиценец, по-моему, очень храбрый, хорошо знает военное дело и умеет тактически мыслить. А вот Агриппа мне не известен. Скажи ему, чтобы утром, когда мы поедем, он пришел нас проводить.
Ему хотелось увидеть, кого Октавий выбрал в друзья.
Знакомство с Агриппой было открытием. Про себя Цезарь решил, что это один из самых впечатляющих молодых людей, которых он когда-либо видел. По стати Агриппу можно было бы сравнить с Квинтом Серторием, но красивая броская внешность делала его ни на кого не похожим. Если бы он ходил в хорошую римскую школу, например для отпрысков всадников, то непременно стал бы старшим префектом. Этот не сдаст, этому доверять можно. Бесконечно надежен, абсолютно лишен чувства страха, атлетически сложен и очень умен. Просто кремень. Жаль, что образование оставляет желать лучшего. Да и родословная подгуляла. И то и другое лишало Агриппу надежды сделать карьеру в Риме. Вот почему надо бы изменить римский социум: чтобы способные люди, каким обещал стать семнадцатилетний Агриппа, могли подниматься по общественной лестнице. Ибо он не столь одарен, как Цицерон, и не столь беспощаден, как Гай Марий. Этим двум «новым людям» удалось пробить себе дорогу. А Агриппе нужен патрон, и этим патроном будет сам Цезарь. Его внучатый племянник разбирается в людях. Это хорошо.
Пока Агриппа, приняв стойку «смирно», отвечал на вежливые, но проверочные вопросы, Цезарь уголком глаза видел, с каким обожанием смотрит на него Октавий. Совсем не с тем, что на Цезаря. Хм…
Иногда в двуколку садился и кто-то из секретарей, но в это утро Цезарь решил не приглашать никого. Только он и Октавий. Пора бы поговорить. Но Цезарь все молчал, ибо ему совсем не хотелось затрагивать эту тему.
— Тебе очень нравится Марк Агриппа? — наконец спросил он.
— Больше всех, кого я встречал, — тут же ответил Октавий.
Когда нужно вскрыть нарыв, режь глубоко и безжалостно.
— Ты очень миловиден, Октавий.
Пораженный Октавий не воспринял это как комплимент.
— Я надеюсь, что с возрастом все изменится, Цезарь, — тихо сказал он.
— Не думаю, что ты будешь выглядеть погрубее. Потому что ты не сможешь долго и усердно тренироваться, чтобы развить такую мускулатуру, как у Агриппы… или как у меня, если на то пошло. Ты не изменишься, ты будешь выглядеть как сейчас. Весьма привлекательно.
Лицо Октавия залилось краской.
— Я правильно тебя понял, Цезарь? Ты хочешь сказать, что я похож на женщину?
— Да, — решительно ответил Цезарь.
— Значит, вот почему Луций Цезарь и Гней Кальвин так на меня поглядывают?
—
Краска уходила, лицо бледнело.
— Я этого не замечал, Цезарь. Я признаю, что порой смотрю на Марка Агриппу как дурачок, но я… я… я просто им восхищаюсь.
— Если ты не испытываешь к нему нежных чувств, то я советую тебе больше не выглядеть дурачком. Следи, чтобы у тебя не развились эти нежные чувства. Нет больших препятствий в карьере мужчины, чем… это свойство. Поверь человеку, который через это прошел.
— Ты имеешь в виду сплетни о тебе и царе Вифинии Никомеде?
— Именно. Несправедливые сплетни. К сожалению, я не понравился моему командиру Лукуллу и моему сослуживцу Марку Бибулу. Они с большим удовольствием оклеветали меня в политических целях, и эта клевета догнала меня даже во время триумфа.
— В куплетах десятого?
— Да, — ответил Цезарь, сжав губы. — И они заплатили за это.
— Как же ты опроверг обвинение? — с любопытством спросил Октавий.
— Моя мать — замечательная женщина! — посоветовала мне наставлять рога моим политическим оппонентам, и чем скандальней, тем лучше. А еще не заводить дружбу ни с кем, про кого ходят подобные слухи. «Никогда, — сказала она, — не давай ни малейшего повода считать, что обвинение не беспочвенно», — сказал Цезарь, глядя прямо перед собой. — И еще она сказала: «Не оставайся подолгу в Афинах».
— Я очень хорошо помню ее, — усмехнулся Октавий. — Я до смерти ее боялся.
— Я тоже… по временам!
Цезарь взял Октавия за руки и крепко сжал их.
— Передаю тебе ее совет, хотя и не все из него может тебе пригодиться. Потому что мы с тобой разные, очень и очень. У тебя нет той тяги к женщинам, что была у меня в твои годы, да и позже. Я вынуждал их пытаться меня покорить и взять в плен мое сердце, открыто давая им понять, что покорить меня невозможно и что сердца у меня вовсе нет. Этого ты делать не сможешь, ты не самонадеян, не самоуверен, как я. Заслуженно или нет, но у тебя женоподобный вид. Я считаю, что в этом виновата болезнь, которая заставила твою мать так тебя изнежить. Недуг помешал тебе регулярно посещать тренировки, где твои сверстники могли бы лучше узнать тебя, а ты — их. Ты бы понял там, что в каждом поколении попадаются такие люди, как твой кузен Марк Антоний, которые попросту не считают мужчиной того, кто не может поднять наковальню или заделывать по ребенку в каждый рыночный интервал. Поэтому Антоний и послал при народе поцелуй своему приятелю Куриону. Никто никогда не поверил бы, что они любовники.
— А они были ими? — спросил восхищенный Октавий.
— Нет. Им просто нравилось шокировать публику. Но если бы это сделал ты, реакция была бы совсем другой. И Антоний первым обвинил бы тебя.
Цезарь глубоко вздохнул.
— Поскольку я сомневаюсь, что у тебя есть задатки или здоровье, чтобы завоевать репутацию записного распутника, рекомендую тебе другой способ. Женись молодым и прослыви верным мужем. Некоторые посчитают тебя олухом, но это сработает, Октавий. Подкаблучник — вот худшее, что тогда смогут сказать о тебе. Но… не всем же искать приключений. Поэтому выбери жену, с которой ты сможешь радоваться домашнему покою, но которая своим видом даст всем понять, что командует в доме она. — Он засмеялся. — Это трудная задача, ты сейчас ее не решишь, но держи ее в уме, ладно? Ты далеко не глуп и, как я заметил, обычно добиваешься своего. Ты слушаешь меня? Ты понимаешь, что я тебе говорю?