Падение титана, или Октябрьский конь

Маккалоу Колин

Естественно, во время возвращения на север Клеопатра не могла не посетить храм Пта. Цезарь видел пирамиды с баржи, но теперь, пересев на коня, он отправился к ним, сопровождаемый Ха-эмом. Клеопатра, будучи на последних месяцах беременности, отказалась от этой поездки.

— Камбиз Персидский пытался снять с пирамид полированную облицовку, но ему надоело ее отковыривать, и он сосредоточился на разрушении храмов, — сказала она. — Вот почему они почти нетронуты.

— Хоть убей, Ха-эм, не могу понять, зачем живому человеку, даже провозглашенному богом, посвящать так много времени и труда сооружению, которое ему совершенно не нужно при жизни, — сказал с искренним

удивлением Цезарь.

— Что ж, — промолвил Ха-эм с легкой улыбкой, — ты должен помнить, что и Хуфу, и остальные фараоны сами не работали. Возможно, они приезжали понаблюдать за ходом строительства, но дальше этого дело не шло. Пирамиды построены высококвалифицированными мастерами. В пирамиде Хуфу около двух миллионов больших каменных блоков, но ее в основном сооружали во время разливов, когда баржи могли доставлять эти камни к плато. Работы велись в свободные от полевой страды дни. На время уборочных или посевных они прекращались. Полированная облицовка камней — это известняк. Когда-то вершины каждой из пирамид были покрыты золотом, увы, снятым впоследствии чужеземными узурпаторами. Могилы в них были вскрыты тогда же и, разумеется, разграблены. Так что все находившиеся там сокровища бесследно пропали.

— Тогда где же хранятся сокровища здравствующего фараона?

— Ты хотел бы на них посмотреть?

— Очень. — После паузы Цезарь вновь заговорил: — Ты должен понять, Ха-эм, что я пришел сюда не с намерением ограбить эту страну. Все, что в ней есть, отойдет моему сыну… или дочери. — Он пожал плечами. — Но меня не радует мысль, что в будущем мой сын может жениться на моей дочери. Инцест неприемлем для римлян. Хотя — вот странность! — из разговоров солдат я понял, что их больше раздражают ваши боги-животные, чем пресловутый инцест.

— Но сам ты понимаешь наших богов-животных, я вижу это по твоим глазам. — Ха-эм развернул своего осла. — Едем к хранилищу, Цезарь.

Рамсес II возвел храмовый комплекс Пта на площади больше чем в половину квадратной мили. Подходы к нему охраняли ряды великолепных сфинксов с бараньими головами. Возле западных пилонов стояли колоссальные статуи самого же Рамсеса, тщательно раскрашенные.

Цезарь подумал, что никто, даже он сам, не нашел бы входа в подвалы, не зная заранее, где он расположен. Ха-эм провел его через серию однообразных проходов к внутреннему святилищу, освещенному призрачным светом. Там находились статуи мемфисской Триады, тоже раскрашенные и относительно небольшие — в человеческий рост. Сам Пта-создатель стоял в середине, с бритой головой и в золотой шапочке, плотно прилегающей к черепу. Он был, подобно мумии, с ног по шею завернут в бинты и держал в оголенных руках жезл в виде столба, большой бронзовый анкх (Т-образный предмет, увенчанный петлей) и скипетр с навершием в форме крюка. Справа от него стояла его жена Сехмет, с телом стройной женщины, но с головой льва, увенчанной диском Ра и уреем-коброй над гривой. Слева от Пта стоял их сын Нефертем, хранитель Верхнего и Нижнего Египта и бог Лотоса, в высокой голубой короне, изображающей лотос и украшенной с обеих сторон плюмажами из белых страусовых перьев.

Ха-эм потянулся к жезлу Пта, отделил от него анкх и передал этот довольно тяжелый предмет Цезарю. Затем он повернулся, вышел из помещения и двинулся в обратный путь. Однако до привратных пилонов он не дошел, а остановился в ничем не примечательной секции коридора, встал на колени и обеими ладонями надавил на ближайший к нему картуш чуть выше пола. Картуш немного подался вперед, и Ха-эм вынул его из стены, взял у Цезаря анкх и вставил его тупой конец в отверстие.

— Мы долго думали, как обмануть грабителей гробниц, — сказал он, толкая анкх взад-вперед и осторожно поворачивая его за петлю. — Ведь они знают все трюки. В конце концов

мы остановились на самом простом механизме, но в трудно определяемом месте. Коридоров здесь много, и это всего лишь один из них. — Он сделал еще усилие, и что-то вдруг громко заскрежетало. — Вся история Рамсеса Великого начертана на стенах проходов, а среди иероглифов и рисунков размещены картуши его многочисленных сыновей. А пол… что ж, он тут такой же, как и везде.

Пораженный Цезарь обернулся на шум и увидел, что гранитная плита в центре пола поднялась несколько выше уровня соседних с ней плит.

— Помоги-ка мне, — сказал Ха-эм, отпуская анкх, оставшийся торчать в скважине незримого механизма.

Цезарь опустился на колени, помог поднять плиту и заглянул в темноту. Пол был выложен рисунком, который позволил им поднять две другие, меньшего размера, плиты вокруг центральной плиты и убрать их в стороны. Дыра в полу стала достаточно большой, чтобы в нее могли пролезть даже очень полные люди.

— Помоги мне, — снова сказал Ха-эм, берясь за бронзовый стержень со сверкающим концом, на который была насажена большая плита.

Стержень свободно поворачивался, и в результате плита оказалась поднятой на пять футов. Ха-эм привычным движением сунулся внутрь, пошарил там и извлек два факела.

— А теперь, — сказал он, поднимаясь, — мы пойдем к священному огню и зажжем их, потому что в подвалах нет света.

— А воздух там есть, чтобы факелы могли гореть? — спросил Цезарь, когда они шли к святая святых, маленькой комнате, где горел огонь под присмотром сидящего Рамсеса.

— Пока плиты подняты — да, если мы не пойдем далеко. Если бы я пришел сюда с намерением что-то забрать, со мной явились бы еще два жреца с кузнечными мехами и вдували бы внутрь воздух.

При слабом свете факелов они спустились по ступеням в подземелье под святилищем Пта, миновали нечто вроде прихожей и попали в лабиринт узких туннелей с рядами дверей по обеим сторонам, ведущих в секретные кладовые. Некоторые кладовые были наполнены золотыми болванками, ящиками с драгоценными камнями и жемчугом всех цветов и сортов. В других комнатах сильно пахло дубильной корой, специями, фимиамом, лазерпицием. В третьих хранились слоновая кость, порфир, алебастр, горный хрусталь, малахит, лазурит. В четвертых — эбонитовое дерево, цитрусовое дерево, электрон (сплав золота с серебром) и золотые монеты. Но никаких статуй или картин — в общем, того, что Цезарь мог бы назвать произведениями искусства.

Он возвратился в обычный мир пораженным. Под его ногами лежало такое богатство, что даже семьдесят крепостей Митридата Великого со всеми их тайниками бледнели перед ним. «Правду говорил Марк Красс: мы в западном мире понятия не имеем о том, какое богатство накопили восточные монархи, ибо не ценим богатство ради него самого. Само по себе оно и впрямь бесполезно, в лежачем, так сказать, виде. Будь все это моим, я тут же переплавил бы металлы, а остальное рассортировал и распродал, чтобы вложить выручку в экономическое развитие Рима. А Марк Красс только ходил бы вокруг сокровищ, напевая себе под нос. Несомненно, все началось с одного яичка в гнезде, но вылупилось из этого яичка чудовище, потребовавшее немыслимой хитрости и изворотливости для своей охраны».

Вернувшись в коридор, они ввинтили обратно пятифутовый бронзовый стержень и отпустили защелку, приводящую в действие невидимый механизм. Потом положили на место окружающие плиты и опустили центральную вровень с остальным полом. Сколько ни смотрел Цезарь на напольные плиты, он не мог найти входа. Он потопал ногами, но звук везде был глухим, ибо четырехдюймовые плиты его с легкостью поглощали.

— Если кто-то присмотрится к картушу, — сказал он Ха-эму, когда тот возвращал анкх Пта, — то сможет заметить, что его трогали.