Падение титана, или Октябрьский конь
Шрифт:
— Тем более мне нужно быть дома.
— А как же я, Марк? Почему тебе, который был ярым противником Цезаря, можно свободно вернуться домой? А мой сын и я, которые против Цезаря не выступали, должны теперь его разыскивать, чтобы получить прощение, ибо все думают, что мы дрались под Фарсалом. И кстати, как быть с деньгами?
Чувствуя, что краснеет, Цицерон попытался принять равнодушный вид.
— Это твое дело, Квинт.
— Cacat! Ты должен мне миллионы, Марк, миллионы! Не говоря уже о миллионах, которые ты должен Цезарю! И ты сейчас же, сию минуту отдашь мне хотя бы часть этих денег,
Это была пустая угроза — при нем не было ни меча, ни кинжала. Но вопрос о деньгах усугубил растерянность Цицерона, всколыхнул в нем тревогу за дочь и негодование на бессердечность мегеры Теренции, его жены. Обладая независимым состоянием, она отказывалась делиться им с расточительным муженьком. Теренция могла пойти на любые хитрости ради денег — от перенесения пограничных камней на своей земле до объявления самых плодородных участков священными, чтобы не платить налоги. И с этими ее действиями Цицерон так свыкся, что считал их нормальными. Чего он не мог простить ей, так это того, как она обращалась с бедняжкой Туллией, которая имела все основания жаловаться на своего мужа Публия Корнелия Долабеллу. Но Теренции не было до этого дела! Если бы Цицерон не знал, что у Теренции, кроме алчности, нет никаких других чувств, он мог бы заподозрить, что она сама влюблена в Долабеллу. И потому выступает вместе с ним против собственной плоти и крови! А Туллия все хворает после потери ребенка. «Моя девочка, моя дорогая!»
Так думал Цицерон, но он, конечно, не смел высказать многое из всего этого в письме к Долабелле. Долабелла был нужен ему!
К середине сентября (по сезону — самое начало лета) адмирал Коркиры созвал небольшой совет.
В свои неполные тридцать два года Гней Помпей был очень похож на своего знаменитого отца, хотя его золотые волосы имели более темный оттенок, а глаза были скорее серыми, чем голубыми. И нос скорее римским, чем картошка Помпея Великого. Командование легко давалось ему. Унаследовав организаторские таланты родителя, он без труда управлялся с дюжиной флотов и многими тысячами моряков экипажа. Чего у него не было, так это отцовского комплекса неполноценности и его чрезмерного самомнения. Мать Гнея Помпея, Муция Терция, была аристократкой со знаменитыми предками, поэтому темные мысли о неясных пиценских корнях, которые так мучили бедного Помпея Великого, никогда не приходили в голову сыну.
Присутствовали только восемь человек. Сам Гней Помпей, Катон, трое Цицеронов, Тит Лабиен, Луций Афраний и Марк Петрей.
Афраний и Петрей командовали легионами Помпея Великого много лет и даже управляли за него обеими Испаниями, пока Цезарь не выгнал их оттуда в прошлом году. Уже поседевшие, они оставались солдатами до мозга костей, ибо годы не властны над теми, в ком жив воинский дух.
Прибыв в Диррахий как раз перед отплытием транспортов на Коркиру, они, естественно, последовали за Катоном, радуясь предстоящей встрече с Лабиеном, тоже уроженцем Пицена.
Они привезли с собой новости, которые очень порадовали Катона, но повергли в уныние Цицерона. Новая оппозиция Цезарю формируется в провинции Африка, где губернаторствует республиканец. Юба,
— Что слышно о твоем отце? — глухо спросил у Гнея Помпея Цицерон, сидевший между братом и племянником.
Он испытывал ужас при мысли о необходимости тащиться в провинцию Африка, когда он так мечтает о возвращении в Рим!
— Я отправил письма в полсотни разных мест по восточной стороне Нашего моря, — тихо ответил Гней Помпей, — но до сих пор не получил отклика. Вскоре попытаюсь еще раз. Есть информация, что он недолго был на Лесбосе, чтобы встретиться там с Секстом и мачехой, но, видно, письмо мое с ним разминулось. Ни от Корнелии Метеллы, ни от Секста известий тоже пока не пришло.
— Что ты сам намерен делать, Гней Помпей? — спросил Лабиен, обнажая большие желтые зубы в оскале, столь же непроизвольном, как лицевой тик.
«А это уже интересно, — подумал Катон, разглядывая адмирала. — Сын Помпея не любит этого дикаря так же сильно, как я».
— Я останусь здесь, пока не подуют пассаты от Сириуса, — по крайней мере еще месяц, — ответил Гней Помпей. — Потом я поведу весь свой флот и людей на Сицилию. Затем навещу Мелиту, Гаудос, Вулкановы острова. Постараюсь успеть повсюду, откуда к Цезарю могут идти поставки зерна, и прекратить их. Рим и Италия, подтянувшие пояса, утратят покладистость, и Цезарю будет труднее держать их в узде.
— Хорошо! — воскликнул Лабиен и, удовлетворенный, сел. — Я отправляюсь в Африку с Афранием и Петреем. Завтра.
Гней Помпей вскинул брови.
— Корабли я могу дать тебе, Лабиен, но к чему такая спешка? Останься подольше и возьми с собой выздоровевших раненых Катона. У меня достаточно транспортов.
— Нет, — ответил коротко Лабиен. Он встал и кивнул Афранию и Петрею. — Дай мне один корабль. Я поплыву на Киферы и Крит и посмотрю, сколько там собралось беглецов. Если достаточно, я реквизирую весь тамошний флот и, если будет нужно, наберу экипажи, хотя солдаты умеют грести. Прибереги свои корабли для Сицилии.
Он тут же вышел. Афраний и Петрей побежали за ним, как два больших старых преданных пса.
— С Лабиеном покончили, — сквозь зубы сказал Цицерон. — Не могу сказать, что буду скучать по нему.
«Я тоже», — хотел сказать Катон, но промолчал. Вместо этого он обратился к Гнею Помпею:
— А что делать с восемью тысячами раненых, которых я привез из Диррахия? По крайней мере тысяча из них уже могут плыть в Африку, но остальным для поправки нужно какое-то время. Все они готовы к дальнейшей борьбе, и я не могу бросить их здесь.
— Кажется, наш новый Великий человек больше интересуется Малой Азией, чем Адриатикой, — презрительно вздернув губу, фыркнул Гней Помпей. — Целует землю Илиона в память о своем предке Энее, как вам это нравится? Освобождает Трою от налогов! Ищет могилу Гектора! — Внезапно он усмехнулся. — Но любой досуг длится недолго. Сегодня прибыл курьер и сообщил, что царь Фарнак покинул Киммерию и направился к Понту.
Квинт Цицерон засмеялся.
— Следует по стопам своего дорогого родителя? Цезарь намерен его урезонить?