Падение Трои
Шрифт:
— Никогда не говори мне: "Не можешь", София. Лорд Байрон заявлял, что был первым со времен Леандра, кто проплыл от берега до берега. Но это ложь. Многие совершали такой подвиг.
— Прошу тебя, не делай этого сейчас, Генрих. Пожалуйста.
— Меня будет вдохновлять история Геро и Леандра. Влюбленные, разделенные проливом! Сигнальный огонь на окруженной морями башне освещал ему путь через пучину! Потрясающе.
— Но ведь Леандр утонул, разве не так? А Геро бросилась со скалы в море.
— Позднейшая вставка, София. Эта легенда служила объяснением разделения
— Очаровательная легенда, Генрих.
— Двое любовников, нашедшие раннюю смерть в волнах? Я согласен, что история прекрасна. Но мы сделаем ее еще прекраснее. София и Генрих бросят вызов Геллеспонту. Двое новых любовников покорят волны.
София отметила, что мужу такое сравнение вовсе не кажется странным. Он подошел к берегу и, обратившись лицом к волнам, громко прочел:
Пусть песнь стара, но юность вновь Докажет, что жива любовь [10] .— Мне здесь не нравится слово "докажет" — это неподходящий глагол. — Он вернулся и встал рядом с ней. — Мы молоды сердцем, София.
— Я уже не так молода. И ты тоже. Было бы безумием пытаться переплыть пролив. — Волны мягко бились о берег.
— Ерунда. Мы все молоды, когда оказываемся здесь. Это ворота в мир. — Он заслонил глаза от света ладонью и посмотрел на север. — Треки верили, что это путь в незнаемые земли. Они устремляли взгляд на север, на владения гиперборейцев, наслаждавшихся вечной весной. А те жили так близко от звезд, что слышали их музыку. Могли пересчитать холмы на луне.
10
Дж. Г. Байрон, "Абидосская невеста", песнь 2, строфа 1, перевод Г. Шульги.
София подошла к самому берегу, где вода казалась прохладной и манящей.
— Что это за остров? — спросила она, указывая на небольшой клочок земли над поверхностью воды.
— Он безымянный.
Почему бы тебе не доплыть до него? Я не выдержу, если ты поплывешь дальше, Генрих.
— Хорошо. Пусть будет так. — Он снял рубашку и брюки и оказался в старомодном купальном костюме.
София рассмеялась.
— Мой отец носит такой же! — Ее отец воспринял эту моду, когда был молодым, и гордился, что до сих пор сохранил стройность и может плавать в том же костюме.
— Твой отец в хорошей форме. Я тоже. — Оберманн вошел в воду, взывая к Посейдону, и с криком бросился в волны. Пока он плыл к острову, вокруг разлеталась брызгами вода, София никогда не видела, чтобы кто-нибудь плавал так шумно. Неподалеку виднелась рыбацкая лодка; рыбаки поправляли сети, и Софии было слышно, как они смеются, показывая на Оберманна. Он напоминал небольшое морское чудовище, фыркающее и булькающее в глубинах. За несколько минут он доплыл до островка, вылез на скалы и принялся скакать, размахивая руками и что-то крича
Затем он опять бросился в море и поплыл к берегу. Две или три минуты спустя София увидела, как он снова машет, но сейчас в его движениях было что-то странное и пугающее. Потом он исчез под водой.
Что-то случилось. Он появился, но остался на месте. Он что-то кричал, но из-за ветра ничего не было слышно. Она тоже принялась кричать и махать руками рыбакам, все еще возившимся с сетями.
Она закричала по-турецки: " Imdat! Imdat!" и показала рукой на Оберманна. Один из рыбаков услышал ее крики о помощи и показал товарищам на пловца. Они взялись за весла и поплыли к Оберману. Софии казалось, что они двигаются страшно медленно, Оберманн успел еще раз исчезнуть под водой. Потом она увидела, как втащили втащили Оберманна в лодку.
Лодка возвращалась, и София побежала к кромке воды. Оберманн лежал на дне на боку, руки были сжаты в кулаки. Она поняла, что он жив.
Рыбаки вытащили его из лодки, вынесли на берег и осторожно опустили на землю, на сухой песок и камешки. Она знала единственное слово благодарности на их языке — " tesekkurler" — и повторяла его. Только она опустилась рядом с мужем на колени, как один из рыбаков обхватил его за пояс, поставил на ноги и согнул. Несколько секунд Оберманна рвало водой, затем он неуверенно огляделся вокруг.
— На землю, — сказал он.
Они положили его, и он, казалось, стал засыпать. Но вдруг открыл глаза и вскочил на ноги легко и быстро, словно его гальванизировали. Софию изумило внезапное возрождение.
— Судорога, — объяснил он, — не мог шевельнуть ногой.
— Тебе повезло, Генрих, что эти люди оказались поблизости. Ты должен поблагодарить их.
Казалось, он только что увидел рыбаков.
— Спасибо, спасибо вам, — сказал он по- турецки. — Вы спасли Генриха Оберманна! Боги тысячекратно вознаградят вас! Погодите. Я вам кое-что дам.
Он подошел к своему сюртуку, лежавшему вместе с остальной одеждой там, где он сложил ее, прежде чем войти в воду, и вытащил кошелек. Протянул рыбакам банкноты.
— Спасибо, спасибо вам! Вы — дети Посейдона. Воины моря!
Они охотно взяли деньги и, по очереди обнявшись с ним, вернулись в лодку.
— Треки не взяли бы денег, — сказал он. — Они считают жизнь даром богов.
— Это бедняки, Генрих. У них есть семьи, которым надо на что-то жить.
— Разумеется, ты права. Я не жалуюсь, просто констатирую факт.
— Тебе повезло, что остался жив.
— Я понимаю. Это чудо. — Он оглянулся на воды Геллеспонта. — Если бы их здесь не оказалось, я бы уже покоился в глубине. — Софии показалось, что он произнес это с мрачным удовлетворением. — Афина присматривала за мной. Она спасла меня от морского бога, как спасала героев Греции. Она покровительствует мне!
— Вытрись, Генрих. Ты простудишься на ветру.
Скоро они поскакали назад. Оберманн выглядел несколько подавленным.