Падение в бездну
Шрифт:
То есть когда тьма от затмения падет на землю, Владыка Ужаса станет видимым. Но его появление истолкуют ошибочно, и никто не сможет предвидеть надвигающегося кризиса.
Мишель бессильно шевельнул онемевшими пальцами. Ему было все труднее говорить.
— Я никогда не умел в полной мере прокомментировать строки, которые писал. Они рождались в глубине сознания, словно их диктовал демон.
— В таком случае я помогу вам. Что видно в темноте? Свет. И если при его появлении меркнет солнце, то он обладает огромной силой. Вот какое чудовище ваш недруг планирует выпустить над головами наших
Мозг Мишеля, как молния, пронзила жуткая строка: Придет смерть вместе со снегом, белее белого. И он вдруг понял, какой может быть смерть белее снега: это вспышка жарче солнца, которую не в силах вытерпеть человеческие глаза.
В воспаленном мозгу всплыли видения: катастрофические взрывы, от которых исходил нарастающий белый свет; целые острова в белом пламени; пламя, которое не было пламенем, но испепеляло сильнее, при этом разбрасывая яд на обе конфликтующие стороны. Даже в самом сердце земли те, кто предрекал триумф охотничьего, животного мужского начала, пытались сконструировать Око Бога, Митру, Абразакс, Гелиоса, Аполлона, Солнце. Они с радостью устраивали всемирный холокост [44] , ибо были готовы принести себя в жертву хаосу и концу всех времен.
44
В дословном переводе слово «холокост» означает «всесожжение». (Прим. перев)
Вздрогнув, Мишель очнулся от бреда.
— Не знаю, хватит ли у меня сил, но когда-то тот, кто стал моим врагом, сказал, что я смогу помешать его планам. Для этого я должен встретиться на восьмом небе со своими заклятыми врагами и создать вместе с ними цепь любви. Тогда я смогу пересилить закон ненависти и перестроить космос по противоположному закону.
— У вас великодушный антагонист. Думаю, он назвал вам верное решение, хотя и очень трудное.
— Да, трудно заставить врага тебя полюбить, пусть и на мгновение.
— Дело не в этом. Самое трудное — узнать, кто твой настоящий враг.
— У меня их было столько… Но в особенности трое.
— Вчетвером, даже втроем, можно создать цепь любви. А вы действительно уверены в том, что те, о ком вы подумали, — ваши истинные враги?
— Да… я бы так сказал…
— Тогда как Маг вы должны вызвать их к жизни на восьмом небе, учитывая, что тот, другой Маг не станет сопротивляться. Это вполне возможно, ибо в том неслыханном мире они уже дали согласие на свидание с вами: ведь там время не движется. И битва с вашим врагом в самом разгаре… Каково ваше оружие?
Мишель нахмурил залитые потом брови.
— Гийом Постель настаивал на ритуале змея…
— Постель! Он совсем выжил из ума, но обладает тем же знанием, что и мы с вами.
В глазах Липарена промелькнула веселая искорка.
— Да, ритуал змея — это как раз то, что надо. Повторить действия змея, кусающего себя за хвост: соединить влажное и сухое, Селену и Гелиоса, женское и мужское начала. Думаю, ваш противник этого не ожидает. Кто будет с вами рядом?
— Наверное,
— Слабые союзники. В них отсутствует божественная искра… Но можно попытаться. Надо только найти настоящих врагов и постараться убедить их вам помогать.
Липарен в последний раз сжал руки Мишеля и поднялся.
— Мое присутствие больше не нужно. Вы скоро умрете. Вам страшно?
— Нет, не очень. Я боюсь только пропасти, в которую придется падать.
— Маг — создатель миров. Мир, в который вы попадете, покажется вам чуждым, но он будет чувствителен к вашим прикосновениям. Материя сна — как глина, из нее можно лепить. Лепите, и да хранит вас Господь. Придет день, когда Он призовет вас, признав частичкой божественной материи, и вы станете Его частью. Ведь астральный свет — только отблеск Его сияния.
Липарен направился к двери. Мишелю очень хотелось, чтобы он еще с ним побыл, но попросить он не решился. Только спросил:
— Куда вы теперь едете?
— Думаю, что еще раз сменю имя и поеду туда, где наша наука еще жива, чтобы помочь ей умереть достойно.
Он закатал рубашку и обнажил плечо с коричневатым крестообразным шрамом.
— Как видите, у нас с вами много общего. Передайте привет Ульриху, а потом убейте его.
Едва Мишель пришел в себя от удивления, как Липарен исчез. Раздались торопливые шаги вверх по лестнице, и через минуту у постели, с полными слез глазами, сидела Жюмель.
— Бедный мой! Доктор сказал…
Договорить она не смогла. Указав на пожилого человека в черном, который вошел следом за ней, она сказала:
— Это падре Видаль, как ты и просил. Хочешь исповедоваться?
— Да, через минуту. Сначала я должен спросить тебя кое о чем. Падре, вы можете чуть-чуть подождать за дверью?
— Да, конечно.
В руках у священника был какой-то сверток, но Мишель не успел разглядеть: может, помазание для соборования. Он отступил за порог, где его ждал мальчик, одетый в белое.
Жюмель вытерла глаза и опустилась перед кроватью на колени.
— О чем ты хочешь спросить, милый?
У Мишеля в горле стоял ком. Не сразу удалось ему сказать то, что хотелось:
— Жюмель, что есть в тебе такое, чего я не сумел понять? Что нас разделяет, хотя и кажется, что мы все время вместе?
Она сжала его руки.
— Не думай сейчас об этом, любимый, не время.
— Самое время. Ты любила меня?
— Да, очень.
— Но ты и ненавидела меня?
Жюмель разрыдалась. Он приподнялся на подушке.
— Ответь! Я хочу знать правду!
Она спрятала лицо в платок и прошептала, еле шевеля губами:
— Да, и ненавидела тоже. Я видела в тебе врага.
— Но почему? Почему?
Задыхаясь от слез, Жюмель не могла говорить. Она вскочила и выбежала прочь. Расстроенный падре Видаль посторонился, чтобы пропустить ее, потом вошел и встал возле кровати.
— Вы готовы к исповеди?
Мишель вздохнул, закрыл глаза и сказал:
— Готов.
Когда священник выходил из дома, вид у него был очень озадаченный. День прошел спокойно. Шевиньи и Кристина привели детей повидаться с Мишелем. Жюмель, проплакав весь день, подняться не захотела.