Падение «Вавилона»
Шрифт:
— Вы полагаете, будущее России — фашизм?
— Фашизм означает всего лишь объединение нации. В экстремальные периоды истории. Он разнолик. Он был в Испании, в Греции, довольно плавно затем перейдя в иную форму общественной жизни. Он есть и в тех цивилизованных странах, где этот термин лицемерно не любят произносить… Разве не национальны в принципах своих привилегий и самого управления Англия, Германия, Франция? Да те же ваши Штаты… Какой вес имеют в них пришельцы? Пусть и заполучившие сертификат о натурализации?..
Паркер вздохнул, посмотрев на часы.
— Итак,
— По девочкам? — лукаво прищурился Терехин.
— Ага. Походя и уточним кое-что… Совместим приятное с полезным.
Они взяли такси, доехав до узкой торговой улочки, где лавчонки с местной сувенирной продукцией соседствовали с многочисленными бардаками «гоу-гоу», гремевшими музыкой и сиянием неоновых вывесок над козырьками входов.
Проститутки-транссексуалы хрипловатыми мужскими голосами зазывали всех одиноких мужчин составить им временную компанию; не отставали от них и не менявшие свой пол девочки с панели, настойчиво приглашая посетить их комнатенки, расположенные в близлежащих домах; привратники у дверей «гоу-гоу» хватали за рукава, уверяя, что их заведение — лучшее из лучших во всей стране…
— Здесь забавно прогуляться, — сказал Терехин. — Но если хотите что-то приличное и более или менее респектабельное, я знаю один массажный салончик… Едем?
Джошуа снисходительно кивнул.
Он нарушал все служебные установки, идя на столь неформальный контакт с объектом, но, с другой стороны, понимал, что дальнейшая прокачка этого русского не имеет никакой перспективы: неглупый парень успешно вывернулся из капканов всех предыдущих игр, а в новые авантюры влезать не собирался, спокойно доживая свой век на теплом тропическом побережье, чья экзотика постепенно превращалась для него в устоявшийся быт… Так что совместное безнравственное времяпрепровождение никого ни к чему не обязывало, и ником образом ни на чем не могло отразиться… Хотя, прознай об этом шефы из ЦРУ, выволочки бы не избежать.
В массажном салоне за стеклянным экраном, подобно курицам на насестах, сидели, снабженные инвентарными номерами, довольно привлекательные тайки.
— Встречаемся через полтора часа, — сказал Терехин, подзывая менеджера и указывая ему на приглянувшуюся шлюху.
— Пожалуй, — отозвался Джошуа, — обойдемся без каких-либо обязательств друг перед другом. Я не хочу смотреть на часы…
— Таким образом, наше знакомство исчерпано?
— Думаю, да. Но постарайтесь завтра остаться в отеле. Вдруг какие-то уточнения?..
— Я понимаю.
Джошуа выбрал двух девиц, под руку сопроводивших его в номер — прокуренный, с нечищенным ковром, сомнительной свежести простынями на продавленной широкой кровати и ванной, стоявшей впритык к стене.
Джошуа сразу же дал девочкам чаевые — по двадцать долларов каждой. Сказал:
— Все должно быть очень хорошо, поняли?
Тайки согласно кивнули, тотчас же принявшись раздеваться.
Вымыв его в ванной, они около часа делали массаж, а затем начался секс — профессиональный, равнодушный, с глупой имитацией страсти.
Заведение Джошуа покинул в полночь.
Утром, отправив информацию в резидентуру,
К нему Джошуа не подошел. Зачем? Философские пассажи собеседника Паркера утомляли, а именно к ним тот неизменно склонялся в своих пространных рассуждениях.
Странный вообще-то засранец. Эксцентричный. Подонок философствующий. Но везучий же…
К вечеру из резидентуры пришло уведомление: объект оставить в покое, завтра же возвратиться в Бангкок, после чего последуют указания о новом задании.
Джошуа удовлетворенно улыбнулся. В распоряжении у него была еще одна ночь рядом с многочисленными обителями разврата. И не воспользоваться предоставляемыми ею возможностями, по его понятиям, было просто-таки греховно!
Тем более СПИД его не страшил. Его вообще ничего не страшило.
ЧАСТЬ 2. ШТУРМ БЕРЛИНА
1.
Поздней ночью пожиратель дорожного пространства по кличке «мерседес» остановился у подъезда моего дома.
Увидев знакомый дворик своего детства, я на какой-то миг испытал ощущение, будто очнулся от привидевшегося кошмара, но два персонажа этого кошмара, сидевшие рядом со мной в машине, наглядно свидетельствовали о том, что попросту одна реальность — неблагополучная — сменилась на иную — покуда неизвестную, однако отмеченную любезными моему взору приметами.
— Слушай, Толя, боевой приказ, — устало произнес Михаил Александрович, закуривая. — Сейчас ты поднимешься к себе в квартиру и скажешь маме, что у тебя отпуск, после которого отбываешь на новое место службы. То же самое говоришь не только маме, но и вообще всем. Через три-четыре дня я тебе позвоню и сообщу, что будем предпринимать дальше. Если, — с нажимом добавил он, — в течение данного отрезка времени сподобишься угодить в какую-либо историю, обещаю лично и очень больно дать тебе в голову. Ясно?
— Я объявляю себе домашний арест, — пообещал я. — Не беспокойтесь.
— Документы твои останутся у меня. А теперь главное: ты, Толя, пускай, перстами легкими как сон, но коснулся провода под очень высоким напряжением. Что за провод и что за напряжение, уточнять не стану. Но оно тебя шандарахнет с гарантией, если кому— нибудь по глупости, доверчивости или…
— Можно я перебью вас? — спросил я.
— Попробуй.
— Я понял.
— Что понял?
— Все. В том числе, что на известных мне фактах стоит гриф «хранить вечно».
— А я, Толя, — вступил в разговор Олег, — с тобой не прощаюсь. Дослужи, а там, даст Бог, свидимся. И еще. В случае абсолютно безвыходной ситуации можешь воспользоваться тем номером телефона, что я тебе дал. Однако поправка: две последние цифры — другие. Тридцать семь. Запомнил? Скажешь: говорит Сержант… Не против такого наименования? — Пока соответствует… Пока не разжаловали. Чудом!
— Вот оно — чудо, — кивнул Олег на своего приятеля. — В общем, представишься, скажешь, что ищешь… кого?